Большинство христианских церквей строилось на месте бывших языческих святилищ. Так и здесь – совсем рядом с княжьим теремом и церковью, около обрывистого берега Лукницы высился могучий камень, испещрённый какими-то неразборчивыми уже от времени рисунками (впрочем, приглядясь, Рогволод наверное, мог бы и различить, что это за рисунки и даже письмена, но времени приглядываться не было) с плоской верхушкой – явно древний алтарь.
Иппо швырнули к подножию камня. От его нарядной одежды осталось уже только одно воспоминание – грязно-белое рубище, лохмотья. Прелат впрочем, тут же начал вновь подыматься на ноги, горящий взгляд его остановил ринувшихся было к нему градских. Голос прелата вновь зарокотал:
– Неправедно вино, неправеден царь, неправедны женщины, несправедливы все сыны человеческие и все дела их таковы, и нет в них истины, и они погибнут в неправде своей; а истина пребывает и остаётся сильною в век, и живёт и владычествует в век века. И нет у ней лицеприятия и различения, но делает она справедливое, удаляясь от всего несправедливого и злого, и все одобряют дела её 13 13 Вторая книга Ездры, 4:37.
.
Но тут Блюссо, уже окончательно опомнясь от оцепенения, кивнул своим воям. Кто ударил прелата первым, Рогволод не видел, но кровь хлынула на камень потоком, и тело рухнуло в лужу крови, окрасившей рисунки на камне.
Почти сразу же следом за Иппо к камню швырнули и связанного князя Готшалка. Но князь – не священник, не навыкший к суровой жизни, он тут же извернулся и встал на ноги.
– Развяжи руки, Блюссо! – рыкнул он голосом, от которого у Рогволода ёкнуло в душе. Крепок был ещё князь Готшалк. – Убить хочешь – убей! В жертву принести хочешь – пусть так! Но дай мне хоть поединок!
Вои за спиной Рогволода еле слышно зароптали – с Готшалком и правда творили неподобное. Нет такого закона, чтоб вою, тем паче князю, не дать поединка. Рах только дёргал щекой и покусывал длинный ус, косясь на княжича – как тот скажет. А Рогволод ничего сказать не успел – Блюссо опередил:
– Не будет тебе поединка, вероотступнику, – холодно бросил он в ответ, и почти без замаха ударил копьём. Широкий серый рожон вмиг обагрился, роняя кровь на княжью кольчугу и одежду. Запрокинув голову, хлеща кровью из перерезанного горла, Готшалк рухнул поверх тела Иппо. А Блюссо оборотился и, окинув безумным взглядом полонённых Готшалковых воев, велел дружине:
– На меч их! Всех!
Рогволод содрогнулся и потряс головой, отгоняя воспоминания.
Блюссо.
Вот о ком помнить надо постоянно. Этот не остановится ни перед чем. Прелата Иппо убил, князя Годослава зарезал у алтаря, считай, в жертву принёс, даже и поединка не дал родственнику своему, шурину! Пленных воев перерезать велел…
И он, Рогволод, тут – чужак, кутёнок в водовороте… Полоцкий княжич почувствовал, что его охватывает страх. Страх и неуверенность. Такого не было и тогда, на Шелони, когда они сходились меч к мечу с «мстиславичами» и новогородцами. Там была своя земля, привычная, враги и друзья тоже – свои, привычные. Там был отцов пестун воевода Брень, на которого Рогволод (да и сам Всеслав тоже!) привык полагаться во всём. Впрочем, про Раха Стонежича тоже худого не слышно было доселе в полоцких дружинах.
Здесь – иначе.
Здесь земля чужая. Да, когда-то их, кривичей предки пришли отсюда на берега Двины, Великой и Мутной. Когда-то, по слухам, и прапрадед, князь Рогволод, тоже из этих краёв на Полоту пришёл. Но сейчас – земля эта для них, кривичей, – чужая и непонятная.
Здесь враги и друзья – незнакомые, и не про каждого вдруг и скажешь, кто он – друг или враг. Друг ли ему крещёный князь Блюссо, убивший своего такого же крещёного шурина Готшалка? Или враг? Не понять. Да и за что он Готшалка убил? За то, что Готшалк силой крестил варягов или всё же из жажды власти, чтобы самому князем стать?!
Вот кто будет ему главной помехой.
Блюссо.
Рогволод вновь тряхнул головой.
Будь что будет. С ним дружина, с ним Рах Стонежич, с ним его кривичи, с ним приставшие к нему варяги и лютичи.
Разберёмся.
И выберемся.
– Я не понимаю, отец! – Рогволод мотнул головой, отбрасывая со лба чупрун. Поморщился и поправил его рукой, забросив за правое ухо. После своего первого боя на Шелони княжич наголо обрил голову, оставив чупрун по старинному обычаю. Вот только чупрун пока плохо рос. Опять поворотился к отцу. – Они уже готовы. Зачем там нужен я? Действовать совместно можно и отсюда, они – там, а мы – тут! У них и сил достанет, и вожди найдутся.
Читать дальше