Александр Айзенберг - Агент влияния

Пусть ждет. Пусть… Ибо он давно ждет от меня этого. И ради этого я здесь…

И пили еще вино царь и Хгаман…

Много больше, чем обычно, выпили они.

А пищи на столе не было вообще.

И вот стали проливать они вино…

И Хгаман опустил чашу книзу и стал лить вино на пол…

– Они не исполняют, царь, твои законы.

Молчит теперь царь и слушает… Время слушать… Спешить некуда.

– Нет смысла, царь, их терпеть.

Куда спешить, куда… Зачем… Славный Хгаман, как близок он, как близок…

Пей же свое вино.

– Пусть же запишут, царь, истребить их.

Именно запишут. Этого уже не вырежешь. Никак. Слово царя изменить нельзя. Да-а?.. Надо будет подумать потом.

– … Я же отвешу десять тысяч талантов серебра в царскую казну…

Ахуромазда, сколько же он украл у меня…

Нет-нет, это я сам подарил моему доброму Хгаману…

Это он покупает у меня их жизнь…

Так он отдает мне мое серебро…

Но мы не назвали этот народ…

– Смотри, Хгаман, я снимаю с руки свое кольцо и даю тебе. Так же, как серебро отдано тебе…

– … Серебро отдано тебе… и тот народ, чтобы поступить с ним, как сочтешь нужным…

Лужи вина, темные до черноты, дырами в земле, смотрели в небо…

Мордехай сидел у царских ворот. Белое солнце стояло над ним.

Значит, первое письмо. Это письмо… на нем стоит царская печать… Это то кольцо, которое царь снял и отдал Хгаману… Запечатано это письмо царской печатью. Той же печатью. Важно ли это?.. Все имеет значение. Даже и то, как я называю его: Асвир или Ахгашвэйрош… В этом же письме написано…

В этом письме написано об уничтожении всех евреев в один день.

Это письмо запечатано царской печатью, и это письмо еще никем не прочитано.

Есть второе письмо.

Это письмо открыто.

Это письмо уже везде получено и прочтено.

В этом письме сказано об истреблении народа.

Во втором письме: народ не назван.

Город Шушан в смятении.

Значит, горожане знают…

Нет, они в смятении…

Ведь второе письмо открытое, и они о нем знают тоже.

Быть в смятении и знать все – это очень разные вещи.

Я знаю обо всем.

Мордехай сидел под белым солнцем у царских ворот в городе Сузы.

Хгаман думает, я не знаю о первом письме. Его люди следят за мной… Вот писец в черной шапочке… А там, за углом видны черные сапоги водоноса… Что ж они хоть что-нибудь, но что-то черное носят… И вот, напротив, черная накидка… Так: шапочка, сапоги, накидка…

Пусть видят – я сижу у царских ворот.

Мордехай стоял в царском саду, любимом месте наложниц царя, и ждал Хгадассу…

У царских ворот сидел его двойник под белым солнцем.

Соглядатай, который был напротив, остался там… Он лежал с перерезанным горлом в пыли без черной накидки, которой накрывался теперь Мордехай в дивном саду…

Хгадасса растерялась, она ничего не понимала; ей хотелось ничего не понимать и она говорили, говорила…

– … Кто войдет к царю незванным – смерть!

Хгадасса говорила шепотом, но, казалось, она кричала. Весь сад слушал ее. Вот ворвутся стражи с топорами…

Только тот, на кого царь укажет золотым скипетром – будет жить. А если не укажет, не скипетром, не золотым…

Смерть… Смерть… Смерть…

– Как же тебе страшно, Хгадасса.

– Мордехай, тридцать дней царь меня не звал! Но он же уже захочет меня, захочет! Пусть он сам позовет меня! И я все-все тогда ему скажу, но так ведь – смееерть!..

– Знаешь ли ты, Хгадасса, что говорят в городе Шушан евреи о тебе и обо мне?

– Мордехай взял ее в дочери.