Вполне возможно, что, если бы ребенок остался жив, Мари примирилась бы со своим супругом и оба занялись бы или сделали вид, что занимаются, воспитанием сына. Этого не случилось. А жить вдвоем рядом с Огар – ым Мари не могла и не хотела.
В Берлине я близко и почти ежедневно наблюдала картину их человеческого разлада и несовпадения. Что бы ни сказал Огар – в, Мари видела в этом тупоумие или идиотизм. Муж ее бесконечно раздражал, рядом с ним она не чувствовала себя в своей стихии и рвалась прочь. Наблюдая все это, я невольно сравнивала Мари с Пан – ым, точно так же убегавшим от меня и искавшим развлечений на стороне. Обе мы в конце концов оказались выброшенными за пределы, ограниченные нормами привычной семейной морали.
В те времена вопросы женской свободы уже начали дискутироваться в обществе. Я и моя подруга зачитывались романами Жорж Занда, поставившими любовь и свободу женщины впереди чести и долга. Но рвать со старыми представлениями, укорененными в сознании людей, было нелегко. Я первая пасовала под взглядами ревнителей Домостроя.
Вспоминается один вечер в петербургском ресторане Леграна непосредственно перед началом издания Журнала, осенью 1846 года. На этом вечере впервые обозначилось для меня мое новое положение, в чем – то очень сходное с положением Мари.
Но скажу несколько слов о том, каким образом случилось, что мы свиделись с Мари в Петербурге. Приехать на родину мою подругу вынудили вполне обычные обстоятельства: нужно было выправить новый заграничный паспорт взамен просроченного.
По своему обыкновению делать все в последнюю минуту и о своих планах не предупреждать, Мари прибыла в Петербург именно тогда, когда меня в нем не было.
Огар – в был в это время в России, но Мари не искала с ним встреч, чтобы, как она говорила, «все не испортить». Их отношения достигли того градуса кипения, когда лучше общаться посредством писем.
То лето проводила я в Казанской губернии вместе с Пан – ым и Некр – ым, и было мне не до Мари. Решалась судьба еще не родившегося Журнала, задуманного обоими как рупор новых серьезных идей, провозглашаемых критиком Бел – им. Но решалась и моя судьба, вернее, судьба всех нас троих. Тогда, вблизи родной своей Волги, Некр – в потребовал от меня окончательного ответа: пойду ли я с ним или останусь с Пан – ым. Мне предстояло принять решение…
Уж не шестым ли чувством учуяла Мари грядущие перемены в моей судьбе и не потому ли примчалась на свидание со мною именно в этот переломный момент?!
К осени, когда мы с Пан – ым вернулись в Петербург (Некр – в уехал раньше, чтобы предстать перед нами уже владельцем Журнала), оказалось, что Мари уже довольно давно и нетерпеливо ждет со мною встречи…
В тот вечер в ресторане Леграна Мари была не одна. Ее сопровождал Сократ Воробьев. Сократа я уже видела и прежде, но тут разглядела его во всем великолепии. Громадного роста, с красивым румяным лицом и темными кудрями, он напоминал какого – то гвардейца екатерининского времени, ставшего очередным увлечением государыни. Был он, что называется, красавец – мужчина.
К тому же, к тридцати годам он сделал неплохую карьеру: вернувшись после шестилетнего отсутствия на родину и представив свидетельства своей неустанной работы над итальянскими пейзажами, получил звание академика Российской Академии художеств. Мари рядом с ним как – то побледнела и пожухла. Может быть, сказалось неудачное материнство, но на фоне победительного и вальяжного Сократа, даже в своем изысканном французском наряде, выглядела она далеко не так эффектно, как когда – то.
Мысль собраться у Леграна пришла Пан – ву. Он предложил отметить сразу несколько событий. И главное – скорый выход первого номера Журнала. Второе – намеченный на конец декабря отъезд Мари. Ну и третье – избрание Сократа академиком живописи. Собралась небольшая компания близких к Журналу людей; пригласили нескольких знакомых молодых дам, чтобы мужской элемент не возобладал. Некр – ва притащили чуть ли не насильно. В эти осенние месяцы 1846 года Некр – в был поглощен работой над первой книжкой Журнала.
Все нужно было продумать до мелочей. Если читатель не придет сразу – он вообще не придет, – таков был девиз Некр – ва. Поэтому он озаботился широко оповестить обе столицы и провинцию о возобновлении пушкинского «Современника» в новом и сверхсовременном обличье. На огромных зеленых афишах печатались имена авторов и названия произведений, способные привлечь подписчиков. Вся эта суета, а также работа с авторами, цензорами, корректорами отнимала у Некр – ва все свободное время. Все же ради этого вечера он оторвался от работы.
Читать дальше