Жюльетта Бенцони - Женщины Великого века

Госпожа де Севинье, мать юного маркиза и великая писательница, вознесшая эпистолярное искусство на небывалую высоту, жила в то время в прекрасных апартаментах особняка на улице Ториньи. В салоне маркизы перебывало всё сколько-нибудь интересное, значительное и незаурядное, что только можно было найти в «Болоте», которое являлось подлинным «царством» парижского великосветского общества.

Однако тем вечером, несколько дней спустя после победоносного возвращения на сцену «Андромахи», очаровательная маркиза никого не принимала. В кабинете, с пером в руке, она предавалась излюбленному занятию: писала письмо обожаемой дочери – госпоже де Гриньян.

Было уже поздно, и в доме погасли огни. Закончив письмо, маркиза поставила подпись, посыпала песком и, достав из ящика письменного стола сургучный цилиндрик, поднесла его к пламени свечи и запечатала послание.

В этот момент по лестнице прогрохотали чьи-то шаги. Маркиза замерла с письмом в руке. Раздался стук в дверь, а затем, не дождавшись ответа, в кабинет ворвался молодой человек.

– В чем дело, Шарль?! – недовольно воскликнула маркиза. – Ну и манеры у вас! Вы случайно не заболели?

На самом деле Шарль де Севинье выглядел неважно. С горьким вздохом он опустился в большое штофное кресло, застонавшее под его тяжестью. Шляпа юноши, отделанная по краям красными перьями, свалилась и покатилась по полу. Волосы Шарля были в беспорядке, кружевное жабо помято, одежда казалась неряшливой. Госпожа де Севинье встала из-за стола, с нескрываемым удивлением посмотрев на сына. Ну и вид был у обычно элегантного знаменосца роты жандармерии Дофина!

– Может, объясните, что происходит? – мягко спросила она.

Шарль поднял на мать безжизненный взгляд, в котором внезапно засверкали молнии. Вскочив с кресла, он принялся нервно расхаживать взад-вперед по комнате.

– Случилось то, что я опозорился в глазах любимой женщины, сударыня! Видимо, я унаследовал вашу пресловутую холодность, в то время как вам следовало бы наградить ею дочь, чей бурный темперамент всем известен. Но, увы, оказывается, я слишком похож на вас!

– Я-то полагала, что вы удовлетворены нашим сходством, – проговорила маркиза с едва заметной улыбкой.

– В обычной жизни, разумеется. Но я полюбил, сударыня, полюбил до потери дыхания самую прекрасную и блистательную женщину в Париже…

– Знаю, вы говорите о Шанмеле.

– … и по необычайной милости судьбы, она ответила мне взаимностью, – продолжил Шарль, прерывая мать. – О, в тот самый миг, когда я надеялся обуздать это бушующее пламя, приблизившись к тому чудесному мгновенью, о котором мечтает каждый влюбленный мужчина…

– Выражайтесь, пожалуйста, менее вычурно, – отрезала маркиза. – Называйте вещи своими именами: в момент, когда вы собирались стать ее любовником…

– Да, так, если угодно. – Шарль согласился с таким видимым неудовольствием, что матери пришлось поневоле убрать с лица улыбку.

Шарль предпочел повернуться спиной, чтобы избежать ее проницательного взгляда, и заговорил снова.

– Короче… в это самое мгновение я… потерпел фиаско. Ничего не произошло.

После этого признания, в которое юноша вложил столько печального достоинства, неожиданно раздался звонкий смех маркизы.

– Какое же замечательное слово вы нашли: «короче»! – воскликнула безжалостная мать, почти сложившись пополам от смеха. – Дорогой Шарль, простите, что я смеюсь, но правда, уже давно не приходилось мне так забавляться! Мне очень вас жаль.

– Последнего могли бы не говорить, – заметил задетый за живое Шарль.

А поскольку госпожа де Севинье, тоже упавшая в кресло, продолжала хохотать от всей души, смех этот поневоле передался ее собеседнику, и тот не стал сопротивляться. Ведь если подумать, лучшим способом замять нелепую ситуацию является искренний смех. И Шаль принялся хохотать, вторя матери.

Немного успокоившись, маркиза с нежностью обняла сына.

– Не печальтесь, Шарль, – сказала она, вопреки всякой логике, ибо сын ее чуть не рыдал от смеха. – Подобная и вполне безобидная неприятность может случиться с каждым мужчиной, даже влюбленным. В следующий раз вам повезет больше.

Но к великому отчаянию молодого маркиза, ни в следующий раз, ни позже ему не повезло. Госпоже де Севинье снова пришлось взяться за перо, чтобы поделиться с дочерью последними событиями.

«Это чудо из чудес не разорвало связь с Шарлем, но, убеждена, скоро это произойдет. Описываю причину: как-то сын явился ко мне с другого конца Парижа и поведал печальную историю. Им представился благоприятный случай встретиться наедине, и что же ты думаешь – осмелюсь ли я это сказать? – его «петушок» оказался несостоятельным! Удивительно! Полагаю, с нашей «звездой» такое впервые. Бедный возлюбленный ее тут же покинул, уверенный, что его околдовали, но что самое необычное – он умирал от желания поскорее поделиться со мной этой неприятностью. Мы вдоволь посмеялись. Я сказала, что в восторге от того, что он был наказан таким образом за прежние грешки. Сын вспылил и заявил, что я передала ему свою холодность, а он охотно отказался бы от такого наследства, оставив его для сестры. Наговорил мне кучу всего, да и я в долгу не осталась…»