Сергей Смирнов - Ускорник (сказка). Часть 1

– А, инджибьё, бача 15 15 Иди сюда, заходи, мальчик (дари, фарси). , мы тут как раз про тебя толкуем, – с нескрываемой радостью в голосе позвал Витька прапор и в двух словах изложил согласованный со Светом план работы духа на вещевом складе.

Время до сборов пролетело как один день. В работе время всегда летит незаметно. Ну а если эта работа идёт под руководством, в общем-то, весёлого и незлобного начальника, то с ней и казарменные печали нипочём.

Казарменных печалей, как ни странно, тоже хватало. Несмотря на постановление ротного совета дедов о неприкосновенности духа Чернова, другие духи всё-таки попытались вывести Витька на разбор в туалет после отбоя. Но всё прошло без нервов и мордобоя. Виктор, используя отработанный на дедах приём, честно признался в желании закосить от службы, что, конечно, не добавило ему авторитета среди сослуживцев, но и не дало повода сверстникам в тапках, трусах и майках развязать руки. Честность – хоть и не очень надёжное оружие, но с её помощью иногда можно быстро и легко обезоружить противника, не дав ему причин для осуществления задуманного. Повинную голову меч не сечёт.

Витёк наслушался рассказов Хрещагина про Афган, но так и не утвердился в мысли ехать туда по своей воле. Хрещагин много и часто говорил о том, что нужно делать, чтобы остаться живым на войне. Витёк делал внимательный вид, но на самом деле эта тема его абсолютно не тревожила. Он считал себя человеком сугубо гражданским и потому был уверен, что ему это всё до лампочки. Непонятно почему, но из всего объёма армейской мудрости, поведанной Хрещагиным, в голове у Витька отложились лишь два назидания: «Не бери чужого парашюта после укладки и свой никому не давай». И второе: «Обосраться, но выжить – лучше, чем геройски погибнуть с полным кишечником».

С первой мыслью спорить не было смысла, так как про парашюты наш герой в то время ничего не знал, да и не хотел знать. Ну а вторая мысль определённо шла вразрез с принципами социалистического реализма, озвученными на уроках литературы в период изучения творчества Максима Горького и Николая Островского. Спорить со старшим по званию, который к тому же неплохо относился к Витьку, не имело смысла. Да и не уверен был Витёк, что прапор помнит из курса средней школы, кто такие Горький и Островский. Витёк работал, а прапор поучал духа и травил байки про войну.

За два дня до отправки на окружной сборный пункт для солдат срочной службы, поступающих в военные учебные заведения, на общем построении замполит зачитал приказ о присвоении рядовому Чернову В. П. звания младший сержант. Витёк не обрадовался и не расстроился, но для других духов это было неординарное событие. Обычно сержантов назначали после увольнения очередного сержанта-дембеля. А тут на тебе, на ровном месте – две лычки ни за что ни про что. Это присвоение звания долго муссировалось в курилках, туалетах и каптёрках, но, как обычно это бывает в армии после нового события, коим стало прибытие в часть женщины-мединструктора, оно успешно забылось и ушло на второй план.

Однако на душе у Витька было неспокойно. Не дай бог, придётся вернуться в эту же часть после года в училище, а ведь в училище переводов в черпаки не делают. Это он уже у ротного узнавал, так и придётся Витьку духом до дембеля оставаться. Позор и презрение со стороны сослуживцев были гарантированы при таком раскладе.

Переговорив на эту тему с Хрещагиным, боец Чернов утвердился в мысли, что перевод действительно необходим. Вечером после ужина Виктор Петрович подошёл к Свету в курилке и объяснил ему ситуацию. Свет сказал, что такие дела он один не решает, но обещал поговорить с другими дедами.

После отбоя, как обычно, в каптёрке готовилось чаепитие и собрание по поводу перевода Чёрного.

– Какой ему перевод, слющай, он дюх, фу, нет его, он сколько слюжит, а? – сразу после постановки вопроса на повестку дня начал свой разносный монолог сержант Теракопов.

– Подожди, Тигран, осади коня, про этот перевод только мы знать будем, духи ничего не узнают, а Чёрный завтра в десять утра сваливает. Так что с нас взятки гладки. А если он вернётся, то уже как минимум три месяца пройдёт. Никто ничего не вспомнит.

Светлов несколько неумело, но, в общем, мотивированно выступал в защиту идеи перевода.

– Слющай, Свет, я тэбя очень, очень уважяю, только нэ понэмаю, зачем ти под это подписаться хочешь?

– Да не подписываюсь я ни под чем. Пацан он нормальный, нехорошо нормальному пацану на дембель духом уходить.