Сергей Фомичёв - Агриков меч

Последние защитники ворот оказались отрезаны и от города, и от сражающихся на стенах отрядов. Они больше не могли помешать ордынцам открыть ворота, и судьба города повисла на волоске.

Ворота медленно приоткрывались, задерживаемые лишь трупами людей и обломками, наваленными подле створ. И в ставке восставшего князя началось оживление. Люди садились на коней, сбивались в лаву, готовые рвануть вперёд, как только откроется путь и ворваться в город. И тогда городу конец. Враг мгновенно сметёт уличное сопротивление. Сметёт и небольшой конный полк Павла и ветеранов Юрия. И никто не будет способен задержать неприятеля хотя бы на мгновение, достаточное для бегства княжеской семьи и бояр. Но, правда, те вовсе и не помышляли о бегстве, они готовились к смерти.

Горстке защитников оставалось только обрушить башню, и погибнуть с ней вместе, и тем самым отсрочить неизбежный конец ровно настолько, сколько понадобится врагу, чтобы растащить завал.

Они сидели на площадке, так стоять не было уже сил, и смотрели друг на друга то ли прощаясь, то ли одалживая смелости.

– Дай мне саблю, князь, – неожиданно попросил Бориса Боюн.

– Тебе мало твоей?

– Мне нужны две.

– Что в них проку теперь?

– Дай, – повторил Боюн.

Борис протянул оружие. Ополченец поднялся на ноги и принял княжеский клинок, так как принимают помощь в бою, без излишнего почтения, как должное, но и без пренебрежения. Затем он подержал в разных руках обе сабли – собственную и княжескую, словно взвешивая, какая из них тяжелей, а потом неожиданно для товарищей вдруг сиганул через край площадки.

Высоты хватило бы с лихвой, чтобы разбиться в лепёшку, но сперва ополченца принял скат, а затем заваленное набок перекрытие смягчило удар, прогнулось и опустило человека к самой земле, словно божьи ладони.

Как раз в это мгновение створы поддались, развалились на куски и враги хлынули под башню. Толпа ворвалась и наткнулась на одинокого воина.

С верхней площадки было плохо видно, что происходит под самыми воротами. Сквозь щели настила, сквозь проломы нижних перекрытий они видели мельтешение вражеских клинков и сабель Боюна, скупые расчётливые движения ополченца, и внезапные разящие удары, каждый из которых настигал врага.

Пётр потянулся к толстой жерди, заклиненной под одним из углов.

– Не надо пока обваливать ворота, – предостерёг его Слепень. – Парень держит врага.

– Ненадолго, – бросил Жёлудь

– Сколько сможет, – сказал воевода. – А там…

Но прошло время, а Боюн всё держался и держался, выкрадывая у смерти мгновение за мгновением. И не просто держался, но усмирял вражеский натиск. Те из врагов, что перебирались прежним путём, через развалины нижнего яруса, натыкались на сомкнутый строй ветеранов, среди которых в таком же ветхом облачении стоял Юрий Ярославич. Лезть поодиночке на копья никто не решился, и они пытались открыть путь товарищам, напав на ополченца со спины.

Боюн бился в окружении. Но не сдавался и не падал. И даже будучи окружённым, он не оборонялся, а наступал, но его сносило понемногу назад подобно тому, как сносит пловца сильное течение.

– Нет, ну каков молодец! – не сдержался от похвалы Жёлудь.

– Может помочь ему? – спросил Борис, заглядывая через край и прикидывая высоту.

– Нет. – Слепень покачал головой. – Думаю, ты будешь только мешать.

Варунок направлялся в Муром в сопровождении Зарубы и дюжины всадников из его полка. Не то чтобы мещёрские князья опасались по знакомым дорогам да через родные леса без охраны ездить, но посольское дело требовало соблюдать приличия, а значит послу, тем более княжескому сыну, надлежало окружить себя кучей дворни и разодетых бездельников, умеющих трепать языком и многозначительно супить брови. Мещёрские князья, однако, привыкли обходиться без дворни, да и бездельников у них в заводе не нашлось, а потому Варунка сопровождала настоящая дружина. Может, оно выходило и простовато, зато с бывалыми воинами никаких задержек по пути не возникло. Ехали быстро, разместив припасы и подарки в чересседельных сумках, скакали со сменными лошадями весь день и всю ночь почти без остановок, а к утру добрались уже почти до места.

Тут-то и заступили им дорогу трое пеших путников – старик и два молодых человека. Вообще-то так опрометчиво поступать не следовало – наглецов могли запросто затоптать, бывали такие случаи. Но глазастый Варунок, а следом за ним и Заруба, узнали в старике чародея, а в одном из молодых людей Тарко.