Олег Фурсин - Моисей, кто ты?

Недосуг ей было заметить, что жрец прикрывал лицо накидкой, как и его спутник, и лица их были недобрыми. Слишком она мучилась.

– Выпей это, – сказал ей жрец Амона. – Будет легче.

После того, как она, морщась, выпила содержимое чаши, уже через несколько мгновений ей стало легче. И, однако, родовая деятельность продолжалась.

– Видимо, это был настой Хат-Хор, той, что владычица Пунта [12]. Знаем и мы свойства этого напитка…

Мозе улыбнулся наставнику. Слова эти прозвучали здесь, в Храме Хат-Хор, и впрямь забавно.

Не знать тайны этой так называемой богини тем, кто раскинул сети храмов на многих землях и во многих странах, и впрямь смешно. Хат-Хор, «дом Гора», то есть великое небо. Как красиво сказано в древних преданиях: великая корова, породившая Солнце. Место, где обитает Атон-Ра, это небо. Посему в Храме Хат-Хор его дети, жрецы его, у себя дома…

Долго страдала Бакетатон. Так часто бывает у тех, кто рожает близнецов. Лишь к вечеру приблизилась она к тому, чтоб разрешиться от бремени.

Схватки у женщины учащались, короткие мгновения покоя, дарованные в промежутках между ними, ещё укорачивались. Начались потуги. Надо отдать должное врачевателю, которого привел с собою Верховный жрец. Он знал, что делает. Он учил её дышать правильно, вдохнуть вначале потуги, потом сохранить это дыхание, и тужиться, тужиться, направив всю свою силу туда, откуда рвется на свет дитя, призываемое Атоном… Потом выдохнуть медленно, длинно и спокойно, не резко, чтоб дитя не ударялось о кости таза женщины. Сколько препятствий преодолевает призываемый Атоном ребёнок, чтоб явиться на свет! Сколько мужества женщины, и сколько мужества не родившегося ещё дитяти в этом дивном явлении!

Бакетатон была выше всех похвал. Она старалась и помогала. Она трудилась изо всех сил, чтобы родить. И вскоре была награждена криком своего первого мальчика.

Откинувшись на подушки, она блаженствовала. Боль отпустила её, и резкие сокращения мышц тоже; после того, что она перенесла, эта передышка была минутой абсолютного счастья. Ей поднесли ребенка.

– Тут-анах-Йати, – говорила она. – Так назовёт его отец. Он говорил мне, что если родится мальчик, то он назовёт его живым подобием Атона. Не сердись, дядя, но посмотри, разве он не подобие солнца на земле? Какое живое у него личико; ножки и ручки какие маленькие. Как он хорош, мой мальчик, какой он славный! Мне всё равно, как назовет его отец; прости меня, дядя. Зато он унаследует Кемет!

Жрец Амона и его спутник были молчаливы.

– Но почему же сестры мои не со мною? И взял ли на себя кто-то труд известить моего мужа? Кроме меня самой? Где мои женщины? О, я не зовусь Нефертити, и в моей части дворца никогда не толпится много людей, я знаю. Но не сегодня, сегодня я победила, не правда ли, дядя? Сегодня есть с чем меня поздравить. Приведите меня в порядок, да позовите же всех моих прислужниц! Я хочу встретить мужа совсем другой, не такой, как была в эти дни. Он будет гордиться мной…

Видимо, это было справедливым требованием. И требование это удовлетворили. Только предварительно Бакетатон дали выпить ещё какого-то зелья. Осведомительница Мери-Ра отметила, что после приёма зелья некоторое время роженица плохо чувствовала нижнюю часть тела, которая словно онемело и перестало ей подчиняться.

Эхнатон не выглядел счастливым у ложа той, которая принесла ему долгожданную удачу. Скорее ошеломленным, потрясенным и… озабоченным. Он поблагодарил жену, коснулся ребёнка несмелой рукой. Была в этом движении некоторая тревога. Словно фараон пытался справиться с обрушившейся на него ответственностью, непомерной заботой.

С поздравлениями, с ласками обступили сестру Сатамон, Исида и Хенуттанеб. Сколько было в этих поздравлениях истинной радости, кто знает? Каждая из них хотела бы, верно, быть на этом месте и этом ложе…

Но их, как и фараона (а последний, меж тем, прервал своё участие в церемонии, и, как казалось, весьма охотно, ради того, чтоб приветствовать мать собственного сына) почти бесцеремонно выпроводили вон. Под предлогом слабости женщины и тех таинств, что должны были свершиться здесь для очищения матери и ребёнка и принесения благодарственных молитв…

Бедная Бакетатон! Действие зелья, которым её опоили, скоро прошло.

Когда новая боль полоснула её, ещё только слегка, чуть-чуть, она лишь сморщила лоб недоумённо. Но вот ещё, и еще…

– Дядя! Что это? – спросила она, когда вновь содрогания мышц таза лишили её и покоя, и ощущения телесного блаженства.