Валерий Журнега - Защита Отечества

Не желая далее слушать кошевого атамана, недовольные казаки громко воспротивились. От недоверия товарищей кошевой атаман обидно скривился. Громкие слова никак не действовали сегодня на запорожских казаков. Замах московского самодержавия на сформировавшийся за многие десятки лет уклад жизни свободолюбивого казачества расценивался последними никак не меньше, чем предательство. Пропасть между разошедшимися во взглядах братьями по оружию после очередного постановления Рады становилась глубже и опаснее. Болезненная гордыня пьянила буйные головы бесстрашных вояк. Крепкая горилка не приносила веселья в их сердца, а данная им от природы национальная упёртость делала днепровских хохлов и вовсе неуправляемыми. Поэтому они назло зажравшимся москалям ратовали только за переселение всего товарищества на Дунай. Уговаривать набыченных бунтарей становилось уже делом безнадёжным и оборачивалось для потерявшего управление над толпой кошевого атамана личным унижением. Он стоял молча, опустив безвольно плечи, время от времени поворачивая голову навстречу горластым крикунам, которые, вконец осмелев, уже беззастенчиво оскорбляли его, не боясь последствий. Чтобы прекратить срамное посмешище над кошевым атаманом, отец Серафим поднял вверх руку. Внешне он смотрелся неважно. Бесконечные посты иссушили плоть праведника настолько, что даже свободная ряса не могла скрыть его костлявые мощи. Грозно замахнулся на непокорных товарищей клюкой, которая в этот миг выглядела намного страшнее острой сабли кошевого атамана. Толпа, подчиняясь воле божьего человека, сразу замолкла. Многие, вдруг осознав непристойность своего поведения, кротко уткнувшись глазами в землю, уже сожалели наперёд о своём малодушии.

– Братья! – сверкая широко открытыми глазищами, властным голосом возопил к притихшей толпе отец Серафим. – Опомнитесь! Как вы могли усомниться в славе Господней на остриях ваших сабель! Вы, несгибаемые православные рыцари, презревшие смерть, избравшие Всевышнего прибежищем своим! Вы, истинные слуги Господни, страждущие только Царствия Небесного для себя и своих близких! Сегодня многие из Вас лишь разбойники с большой дороги, променявшие священное дело свободы на сомнительное ремесло, за которое бес расплачивается с вами проклятыми иудиными медяками. Вы слепцы, примкнувшие к изменнику Мазепе! В блудливом Емельке признали для себя «царя». За ваши мерзости ваши горячо любимые жёны будут вечно рожать «христопродавцев». От грехов сгинет род казачий с земли, и наш малороссийский народ, осквернённый и униженный вашей дьявольской похотью, навсегда увязнет в рабстве басурманском. Все, кто сегодня искренне покается и изберёт для себя искус, айда со мной на берега Кубани. Старообрядцы и некрасовцы приютят нас там в первое время. Одному же Богу служим. Укротите выю, доверьтесь, глупцы, Господу, и воздано вам будет через очищение в новых богатых землях великое благо!

Жуткая тишина возникла среди пристыженного войска. Многие серьёзно задумались. Стыд охватил усомнившихся в правом деле казаков. Дух искренности щедро пролил свет на лица уверовавших, удесятеряя их силы. Непримиримые погрязли злобой во тьму. Собравшись в стаю, по-волчьи озираясь, страшились они сейчас Суда Господня.

Ударили барабаны, заставив содрогнуться сердца взволнованных сечевиков. Первым уверенно подошёл к Знамени Запорожского Войска Никита Скиба, совсем недавно оправившийся от басурманских ран. Славный казак преклонил колено перед священным стягом и решительно поцеловал полотнище. За ним шустро последовал стриженый под скобку ладный хлопчик Андрийка Бульбанюк, сын погибшего на турецкой войне старшего урядника Тараса Митрофановича Бульбанюка. Мать Андрийки, после гибели мужа подбросив сына в семью своей сестры, сбежала из Сечи вместе с вышедшим в отставку русским фейерверкером. Приёмная семья в это смутное время приняла решение уходить на Дунай. Детский ум Андрийки воспротивился этому бегству на чужбину, и он тайно сбежал из двинувшейся в дорогу семьи и вернулся в родную Сечь. Вслед за ними к знамени без сомнения пошли все те, кто совесть свою перед Господом и товарищами посчитал незапятнанной.

Тонкая стратегия генерал-поручика Текели против Запорожского Войска сводилась к силовому выдавливанию непокорных хохлов с насиженных мест. Ослушаться непреклонной воли Императрицы генерал-поручик никак не мог, но и первым открывать огонь по запорожским казакам не собирался. Ничем не оправданная резня, в его понимании сложившегося момента, влекла за собой море православной крови. Пётр Аврамович не без основания опасался, что коварные воины Запорожской Сечи, разбившись на мелкие отряды, умно используя дерзкий маневр на родной земле, решительно поведут против царской армии затяжную партизанскую войну. Недооценивать боевое искусство опытных в ратном деле товарищей было смерти подобно. Поэтому попавшихся на пути лазутчиков принимали в гости с радостью. Щедро поили и кормили до отвала и, пояснив своё истинное намерение, отпускали на все четыре стороны. Российское войско, совсем ещё недавно героически громившее ненавистных турок, медленно, но верно продвигалось вперёд, не встречая на пути своём заслона, и этот фактор радовал генерал-поручика.