Калле Каспер - Буриданы. Сестры и братья

– Папа, чем ты занимаешься?

– Ставлю карточки с именами.

– На танки?

– А ты не знаешь, что сегодня день танкиста?

Бросив на отчима отчужденный взгляд, Анна удалилась на кухню – сразу видно, что дочь старого хмыря Вареса, подумал Герман. Приятно, конечно, что она называет его папой, в этом отношении Надя ее достаточно воспитала, но чувство юмора, увы, привить невозможно.

Он прохромал к роялю и взял с куска фанеры последний танк. Пальцы уже не те, подумал он, в молодости за один вечер он вылепил бы целую дивизию, теперь на эти несколько ушло полнедели, особенно трудно было вырезать из ватмана маленькие флажки и писать на них тушью имена. Наверно, Надя с Анной очень удивлялись, что его так увлекла работа над генеральным планом колхоза «Красная Звезда» – ради плана он действительно не стал бы засиживаться в кабинете допоздна, какой смысл строить главное здание, если на поле бардак, усердно сеют кукурузу, хотя все отлично знают, что она не вызреет, Эстония – не штат Айова, тут другие климатические условия… Только тсс, вслух этого говорить не стоит, разве что в кругу своих, за столом, но на работе точно нет, острый язык всегда доставлял ему кучу неприятностей, хватит, он уже не мальчишка.

Разместив танк «София» на обеденном столе, на картонной подставке для пивной кружки, он захромал за «Эдуардом» – жаль, что деверя звали не «Фердинанд», вот посмеялись бы. Герману нравилось злорадно хихикать, это было его личной небольшой местью человечеству, с еще большим удовольствием он помучил бы немного это человечество, жаря воров и разделывая на куски кровопийц, но, увы, он работал не в аду. Над славным маленьким Эдуардом можно было подшутить и иначе, например, попросив именно его открыть бутылку шампанского – чтобы вспомнил то героическое время, когда сторожил (читай, опустошал) на каком-то острове в чудском озере немецкий винный склад. Конечно, если шампанское кто-либо принесет, у Нади было много добродетелей, но щедрости ей недоставало. «Зачем покупать вино, у тебя же в подвале два сосуда по тридцать литров.» И поди объясни дурехе жене, что вино, вообще-то говоря, принято делать из винограда, и только потому, что данный фрукт в северном климате не растет, и еще оттого, что яблоки, которые падают в саду с деревьев, некуда девать, в пищу они не годятся, по крайней мере, человеку, который в юности в большом количестве сгрызал сладкие немецкие, ему могло взбрести в голову расширить ассортимент алкогольных напитков.

Кого же мы посадим рядом с Эдуардом? – подумал он, и быстро решил: Тамару. Пусть оппозиция соберется в одном углу, щебечет на своем аборигенском языке и получает от этого удовольствие. «Не понимаю, почему ваша семья говорит и по-русски, и по-немецки, но только не по-эстонски?» – спросила Тамара после первого визита к Герману у Эрвина, спросила достаточно громко, чтобы морской ветер донес реплику до ушей пришедшего провожать молодоженов до калитки Германа. И что ответил младший брат? Младший брат, лопух, только сделал своей фифе внушение: «говори тише», виновато пояснив: «Что поделаешь, иначе Надя нас не поймет». При чем тут Надя, если русский и немецкий были их, Буриданов, языками детства! «Но теперь я не все поняла», – продолжала капризничать Тамара, что Эрвин ответил на сей раз, Герман уже не услышал, сам бы он сказал: «Учись, лишний язык никогда не помешает! Имя у тебя русское, а слова подбираешь с трудом.»

По другую сторону от Тамары должен был сидеть сам «лопух», но тот, увы, сбежал в неизвестном направлении. Мягкий, романтичный малыш, душа компании и неудачник в одном лице, жертва коварного грузина, раньше он был самым видным в семье, высокий, стройный, спортивный, не то что такой хромой гном, как Герман – но это было давно, сегодняшний Эрвин был больше, чем хромой, одноногий, да еще болезненно худой, бледный, с измученным лицом, словно Атлант переложил на его плечи земной шар и смылся. На самом деле брат, конечно, таскал на плечах не мир, а жену – но для Эрвина Тамара и была небом, солнцем и луной в одном лице. Правда, теперь ситуация изменилась, после перехода Эрвина на инвалидность вкалывать пришлось уже Тамаре, однако Герману ее жаль не было – что хотела, то и получила, нечего выходить замуж ради «партии», нашла бы себе молодого крепкого крестьянина, родила тому шестерых детей, как их мама папе, и был бы у ее жизни смысл. Предпочла другое: «Эрвин, пойдем в ресторан!», «Эрвин, поедем в дом отдыха!», «Эрвин, купи мне каракулевую шубу!» И Эрвин шел, Эрвин ехал, Эрвин покупал до тех пор, пока подорванное в лагере здоровье не рухнуло окончательно, не выдержав капризов и, добавил Герман с цинизмом опытного мужчины, определенного рода требований молодой жены. Die böse Sieben [3] Die böse sieben – «злое семь», употребляется в значении: ведьма, злая баба. – еще одна подобного рода дама была виновна не в чем ином, как в крушении Российской империи, и Герман нередко вспоминал ее, как люди вообще вспоминают знаменитостей, с которыми их случайно свела жизнь. Какая властность исходила от этой стервы, которая вместе со своим олухом мужем и дочерьми в ходе благотворительного визита в крымский санаторий остановилась и перед его, Германа, ложем. Лучше всего он запомнил, что случилось после того, как императрица поинтересовалась его именем, и одна из дочерей на его ответ «Герман Буридан» прыснула – матери достаточно было лишь слегка повернуть голову, как настала тишина, такая тишина, что было слышно, как волны плещутся о берег.