Ольга Суханова - До последней стрелы

– В очередной раз? – Гисборн с явным сомнением покачал головой. – Найти его лагерь? У нас не хватит людей, чтобы прочесывать лес. А другого способа нет. Его лагерь слишком хорошо укрыт. Локсли беспечен, когда отвечает лишь за себя, но становится очень осторожным, если речь не только о нем, а о его людях.

– Кто-то же наверняка должен знать дорогу.

– Думаю, затею с лагерем лучше оставить, – сэр Гай снова перевел взгляд с шерифа на Сэма. – Да и не нужна нам вся шайка, лишняя возня только. Хватит и главаря.

– Мы сделаем так, что его возненавидят. И тогда сразу сдадут, – шериф стремительно шагнул к окну, резко развернулся и снова метнулся к столу.

– Это как же?

– Каким там деревням чаще всего помогает их шайка? Лакстон, Эдвинстоу, Паплвик? Схватить по несколько человек оттуда, без разбора. Объявить на каждом перекрестке, чтобы все услышали, что будем вешать по одному каждый день, пока нам не выдадут Робина Локсли.

– И что будет? – прервал его Гисборн. – Локсли явится сам, как только узнает. Глазом не моргнув, сдастся страже и пойдет на виселицу. Не удивлюсь, если до последней минуты станет горланить какую-нибудь непристойную песенку, – он позер и шут до мозга костей.

– Пусть горланит.

– Ну хорошо, пусть. Мы его повесим. И через несколько дней появятся новые баллады о кровавой власти, о жестоком шерифе и о том, как держался перед казнью народный герой. А держаться он будет на загляденье. Еще и беспорядки поднимутся. А вас станут ненавидеть вдвойне. И так-то не сильно любят.

– Баллады запретить! – прорычал шериф.

– Нельзя запретить стихи. То есть можно, но толку-то? – Гисборн без приглашения опустился на грубый дубовый стул и вытянулся, откинувшись на спинку. – Нет, разбираться с ним надо осторожно, не поднимая лишнего шума.

– Пьяная драка в харчевне, пара хороших ударов ножом? – оживился Сэм. – Или просто – удавка на шею в темном закоулке?

– Вызов, – ответил сэр Гай, покачиваясь на стуле.

– Что?

– Придумать дело, с которым может справиться только он. Кинуть ему эту кость – и он ее проглотит. Локсли – позер, повторяю. Он даже оленя не может застрелить просто так, ему надо вогнать стрелу ровно в середину какого-нибудь пятнышка на груди несчастного зверя.

– Не понимаю, чем удавка на шею не нравится.

Гай Гисборн, поднявшись, спокойно обернулся к командиру гарнизона, потом взглянул на шерифа:

– Я хочу, чтобы человек, соблазнивший и обесчестивший мою сестру, умер от моей руки.

– Вы потому и не желаете, чтобы мы нашли лагерь? – осторожно спросил шериф. – Из-за леди Марион? Обещаю, вашу сестру мы не тронем.

– Сестры у меня больше нет, – Гисборн резко вскинул голову, – а судьба любовницы разбойника меня совершенно не интересует.

– Но убить Локсли вы хотите своими руками.

– Мой долг бейлифа – поддерживать порядок в Ноттингемшире. Если надо, силой. Что до Марион – я хочу отомстить за свою сестренку, какой она была и какую никто у меня не отнимет. Поэтому я против убийства в подворотне, хотя так было бы проще всего. Считайте это личной просьбой. Надеюсь, у меня есть такое право.

Никто из собеседников ему не ответил.

Марион. Голубоглазая крошка Марион, любимая младшая сестренка. Ему никогда не было по-настоящему интересно с ней: пятнадцать лет – огромная разница. Но он любил ее, да и она его тоже. Растрепанные пепельные косы, заплаканные глаза, – она всегда пускалась в рев из-за любой ерунды:

– Гай, ты ведь вернешься? Тебя не убьют в Палестине?

– Конечно, вернусь. Обещаю.

Марион едва исполнилось четырнадцать, когда Гай вместе с королем Ричардом уехал на восток, а к его возвращению сестренка стала первой невестой Ноттингемшира. Громкое имя, величественная осанка, их фамильные голубые глаза: у него – холодные и уверенные, у нее – наивные, нежные.

В честь приезда Гая со Святой земли решили устроить охоту. Кабаны, косули и олени были запретной дичью, по лесному закону эта добыча принадлежала только королю, и за браконьерство полагалась смерть. Но охотиться на лис Гисборны имели полное право – а этих рыжих зверей в лесу тоже хватало.

Собственных егерей и ловчих Гисборны давно не держали: из-за постоянных налогов на крестовые войны пришлось отказаться от многих привычных вещей. Услуги королевского лесничего тоже стали не по карману. Охоту вел молодой лесник, по слухам, недавно перебравшийся из Йоркшира, – примерно ровесник Гая, очень светлый блондин на броском чубаром коне. Был сухой и ясный день, редкий для ноября. Гай любовался и последними перед зимой проблесками солнца, и сестренкой – она была с ног до головы одета в голубое, и даже на голову набросила небольшой голубой платок, легкий и тоненький, как паутинка.