Олег Моисеенко - Сосна у дороги

Плел он из лыка, прутьев ивы, лозы, веток молодой березы, да и любого дерева, которое встречал, блуждая по лесу или по берегам Титовки. Его баня часто топилась не только по субботам, а и в будние дни. «Остап опять колдует что-то со своей лозой», – поговаривали в деревне. Он был немногословен, больше, можно было сказать, угрюм. О своем товаре ничего не говорил. Зато покупатели, а их было немало, говорили восторженно и радостно: «Какая же легкая да ловкая получилась у тебя корзина, Остап», – и добавляли: «Непременно возьмем ее, вот подарок-то будет!»

В каждом дворе Однобочки было по несколько грабель, которые смастерил Остап, необычно легких, прочных и, как отмечали заезжие городские жители, никогда не натиравших мозолей. Заказ на изготовление грабель Остап принимал зимой, позже уже он был занят другими делами и только по большой просьбе или по какому-либо исключительному случаю мог отдать грабли из своих неприкосновенных запасов.

К Федору, что жил в самом центре деревни, возле избы-читальни, в которой разместились все органы местной власти, культуры и начальной школы, приехали издалека родственники. И так понравились им грабли и корзины для картошки, что тому пришлось идти и просить Остапа непременно сделать такие же. Федор шел к Остапу с неохотой и все придумывал, какие он будет приводить доводы, чтобы Остап взялся выполнить его просьбу. Остап был в своей мастерской, они поздоровались, он молча выслушал Федора, приподнял пальцем опущенный на глаза с широкими полями бриль – шляпу, которую сам сплел из соломы, – усмехнулся и неожиданно для Федора промолвил:

– Раньше завтрашнего вечера не сделаю, – подал руку для прощания и, махнув рукой, добавил:

– Гроши мне не неси.

С тем и ушел Федор домой, озадаченный сговорчивостью Остапа. А вечером следующего дня в мастерской перед Федором стояла пара граблей и корзины, накрытые брилем.

– Пусть будет это в радость твоим гостям, – только и сказал Остап. Федор осмотрел сделанное Остапом, достал из своей корзинки глиняный жбан с молоком, поленицу испеченного женой хлеба и кусок сала, завернутый в холстину, также молча все поставил на верстак, что был в мастерской. Присел на колоду и заговорил:

– А давай, Остап, я тебе буду приносить, что жена приготовит и сложит в корзину, а гроши мне тоже не надо.

Остап сидел на плетеной табуретке, сложив на колени руки с тонкими и длинными пальцами, и продолжал молчать. Наконец, хлопнув ладонью по колену, произнес:

– Без грошей брать не буду, назначь свою цену.

Федор понял, что так оно и будет, и назвал цену. Пожав друг другу руки, они разошлись, и с того дня между Федором и Остапом сложились непонятные для жителей Однобочки отношения. «Вот ты скажи, чем так полюбился Федор Остапу», – судачили деревенские бабы, а потом в деревне к этому привыкли, и если надо было решить с Остапом, казалось бы, неразрешимую проблему, сразу шли к Федору, а тот уже сам говорил, будет ли просить Остапа или нет.

В деревне Остап числился единоличником. Когда образовывался колхоз, сколько к нему ни приходили агитировать вступать, он отвечал коротко: «А какая с меня будет в колхозе польза, хозяин я никакой, у меня все хозяйство жена ведет, а коши могу плести и без колхоза». Портил своей несговорчивостью Остап отчетность руководству колхоза, а поделать с ним ничего не могли, был он со своим ремеслом очень нужным человеком не только для Однобочки, но и для всей округи. Два его сына, старший Демид и младший Колька, никак не походили характерами на Остапа, и сколько ни прикладывал Остап усилий научить их работать с прутьями и лыком, ничего не получалось. Тянулись сыновья больше к учебе и книжкам.

Взял как-то Остап старшего сына Демидку на заготовку прутьев, тот отошел в сторонку, будто прутья рубить, присел, достал книгу из-за пазухи и стал читать. В обед Остап подходит посмотреть на работу сына, а Демидка сидит, не отрываясь, книжку читает и отца не видит. Такая вольность детей по отношению к работе очень не поощрялась старшими в деревне, не будет с такого чада толку, выносился суровый приговор тому вольнодумцу, а от более суровых родителей можно было быть битым нещадно. Остапа зло охватило, он как держал в руках срубленную тонкую березку на грабильню, так и замахнулся ею, чтобы б ударить по спине, а Демидка, не шелохнувшись, продолжал читать. Плюнул Остап, отбросил ту березку, только и сказал «Видно, не будет с тебя толку». Демидка вскочил, смотрит испуганно на отца, а тот, не оборачиваясь, схватил вязанку прутьев и зашагал в сторону деревни. Тогда запала обида у Остапа на старшего сына, словно стена появилась между ними, стена из прутьев. Вскоре в деревню прислали учителя по фамилии Миллер, Демидка сдружился с ним, начал ходить к нему на занятия и почти все вечера проводил в избе-читальне. Учитель хорошо знал немецкий язык, и вскоре старший сын Остапа на удивление односельчан мог говорить на том немецком языке. Разлетелись слова учителя по деревне, что Демидка имеет большие способности к познанию заграничных языков, и долго это обсуждалось.

Читать дальше