Максим Зимин - Тень Робеспьера

Он испытал невольный испуг перед орудием казни, но через секунду снова успокоился надеждой на спасение в ином мире.

Бесстрастный взгляд короля говорил о правоте перед судом, который отправил его на Гревскую площадь.

Помощники кожаными ремнями привязали Людовика к доске. Стянутые ремни причинили боль, и он поморщился. Помощники резко опустили доску с осужденным. У Людовика закружилась голова. Сансон с одним из подручных деревянными колодками закрепил шею осужденного.

Наступила последняя тягостная минута.

Сансон встал слева от короля и надавил на рычаг.

Сверкающее лезвие взлетело и отрубило Людовику голову.

Раздался пушечный выстрел, якобинцы [2] Якобинцы – члены Якобинского клуба, выступающие за радикальные действия для достижения политических целей. и их союзники ликовали. Люди свободно вздохнули, словно не следили затаив дыхание за казнью. Очевидцы невероятного зрелища удивленно переглядывались между собой.

За действом наблюдал одетый в черный плащ и шляпу гражданин со скорбным лицом. Крики радости якобинцев заставили его отвернуться от гильотины и протиснуться через бурный людской поток на пустую улицу.

Когда гражданин покинул пределы площади, гул и крики все еще отчетливо доносились до него, будто он так и не вышел из порочного круга.

– Теперь вся Европа поднимется на Францию… Слепцы, слепцы! – шептал он, выходя на улицу Сент-Оноре.

После выстрела из пушки на Гревской площади парижане высыпали на улицы, обсуждая казнь, поведение короля и его внезапную речь на эшафоте. Гражданин в черном плаще старался не вслушиваться в слова и не думать, чем обернется этот черный день для Франции. Он спокойно следовал в свой дом на улице Сент-Оноре, где жил с самого начала революции.

Переступив порог дома, он вздохнул с облегчением; гул и разговоры стихли за деревянной дверью. Снял плащ и шляпу, поправил серый камзол, пригладил на затылке черную косичку и сел за чистый письменный стол.

Дом гражданина Тюренна являлся образцом скромности. И свой наряд он подбирал так, чтобы выглядеть серым пятном среди багрового вихря революции. У гражданина Луи Тюренна была веская причина стать таким, ведь он – главный шеф неофициального полицейского бюро Робеспьера.

Несмотря на то что на его лице с орлиным носом и глубокими морщинами застыло выражение безразличия и некоторой холодности, душа его пребывала в смятении. Луи достал вино и чистый фужер, наполнил его наполовину и залпом осушил.

Нет, легче ему не стало, хмель на несколько минут снял напряжение, которое владело им уже очень давно.

В дверь постучали.

Луи убрал вино и фужер и крикнул:

– Открыто, гражданин!

В дом вошел молодой якобинец и подчиненный Тюренна Люсьен. На обветренном вытянутом, гладком лице показалась улыбка, адресованная угрюмому шефу полиции.

– Как славно лезвие упало! И именно на эту шею! – выпалил Люсьен.

– И правда, – согласился Луи, – это устройство сделали на совесть…

– К сожалению, сегодня никаких вестей нет.

– Так зачем же ты ко мне пришел?

– Не мои ноги, а указания Робеспьера велели тебя поднять. Он желает, чтобы ты вечером к нему заглянул.

«Робеспьер чем-то вновь обеспокоен, – подумал Луи, – он два года тревожит меня из-за самых разных событий. Лишь несколько случаев оказались ложными, но в таком буйстве легко потерять разум».

– Хорошо. Теперь все?

– Конечно, не смею задерживаться, доброго дня тебе, гражданин, – попрощался Люсьен.

Тюренн имел привычку после выпитого фужера перебирать в памяти главные эпизоды своей жизни. Он считал это полезным, потому что голове необходима зарядка. Он снова вспомнил, как познакомился с Максимилианом Робеспьером, который тогда был еще никому не известным аррасским депутатом.

В 1789 году, в душный майский вечер, Луи возвращался в Париж, куда стремились депутаты на первый созыв Генеральных штатов, в их числе был депутат из Арраса. Тогда король оставался королем, и народ верил в его непоколебимую честность. Робеспьер попался ему на дороге: у его экипажа сломалось колесо, и вместе с депутатами из Артуа он ждал любую помощь, главное – попасть в Париж. В этот момент и появился транспорт Тюренна.

– Бедные честные французы, запрыгивайте ко мне. К вечеру мы будем в Париже, а завтра – на страницах истории! – сказал им Тюренн. Так он и познакомился с будущим вождем якобинцев. После этой поездки они стали неразлучными друзьями и три года боролись с лицемерами и предателями, терпели унижения и насмешки братьев по оружию.