Дмитрий Богуцкий - Череп Робеспьера

— Сегодня убьют меня, — сказал Инныпъин, прислушиваясь к близкой канонаде.

Сагит только терпеливо вздохнул. Шаманы они такие, всё смерти ждут. Не убьют — скажет, отвел. Убьют, так тем более — будущее видел. Скажут, великий шаман умер…

Сагит это предсказание уже раз сто слышал.

— Ты всех тут переживешь, — буркнул.

Придерживая коня, он продолжал высматривать подозрительную возню у накрытой утренним снегом башенки немецкой церкви на фланге эскадрона, наблюдать за которой обоих отправил капитан Савичев. Инныпъин вздохнул, взял в кулак зуб морского зверя из родных северных мест, висевший у него на шее, на удачу, и с тоской понял, что нынче в кои-веки правду сказал. Но приятель башкир слушал не его.

— Копают чего-то, — буркнул Сагит. — Окопы?

— Могилу раскапывают, — ответил Инныпъин. — Не к добру это.

Ну, могилы раскапывать — это всегда не к добру.

Люди на церковном кладбище, добыв из поставленной у каменной ограды почтовой кареты длинные ломы, поднатужившись, своротили с могилы гранитную плиту и теперь выбрасывали лопатами красноватую немецкую землю на чисто белый снег.

— Не пойму я, кто это, — пробормотал Сагит. — Одеты не пойми как. Вроде и дворяне, в золоте и серебре, однако в рванине. В ушах серьги, в волосах косы. Вон у того коротышки даже борода косой заплетена. Все в сапогах, а без шпор. Сабли и пистоли у всех. Не пойму кто. Ты гляди! У них даже арап есть!

— С моря они, — Инныпъин прищурился. — Помню я. К нам приплывали, когда я маленький был, пушную рухлядь отбирать. Из пушек по нам стреляли, оленей пугали…

— Вызову эскадрон, — решил Сагит. — Там узнаем кто таковы. Следи за ними.

Бесшумно попятил коня в заросли, а там уже развернул и погнал на вершину холма, за которым стояли свои. Выехал на холм — навалился пушечный грохот и сухой треск ружейных выстрелов. Насколько хватало взгляда подымался к пасмурному зимнему небу дым, брела по мелкому снегу построенная квадратами пехота. Громыхала битва у немецкого города Лейпцига, битва от горизонта до горизонта, бескрайняя. Сонм народов и наций — армии Наполеона и Священного Союза сошлись здесь в бою. Но у Сагита было свое, малое дело. Он содрал с головы лисий треух и замотал над головой. Внизу заметили. От строя отделился отряд в пару десятков всадников и по склону взобрался к Сагиту.

— Ну, что там? — спросил молодой капитан Савичев, конного полка Петербургских иррегулярных добровольцев графа д’Оливейры, к которому когда-то прибились оба инородца. Был он худощав, бледен, утомлен и зол, рыжие усы топорщились, кивер покрыт каплями растаявшего снега. Сагит показал.

— Пьеса Шиллера «Разбойники», акт шестой, — пробормотал Савичев, опуская подзорную трубу. — Пиратов к нам каким-то ветром принесло. Ладно, едем.

Гробокопатели появления кавалерии не то чтобы не ожидали, но удивлены были неприятно. Побросали лопаты и заступ, которым взломали поднятый из ямы гроб, руки их легли на рукояти пистолетов и абордажных сабель. Иррегуляры Савичева с пиками наперевес заполнили кладбищенский двор.

Бледнолицый повеса под высоким модным цилиндром, в расшитом золотом фраке, державший в одной руке как принц Датский извлеченный из гроба череп, другой холеной рукой опиравшийся на серебряный череп поменьше на упертой в грязь трости, приподнял бровь и произнес по-французски:

— Чем обязаны вторжением, господа?

— Кто таковы? — невежливо оборвал политес Савичев на том же языке. — Французы? Шпионы?

— Вы меня оскорбляете, — мило улыбнулся морской повеса. — Мы честные пираты.

— До моря далековато, — заметил хмурый Савичев.

— Не устаю сокрушаться каждую минуту, — согласился принц Датский.

— Ваше имя, сударь.

— Ла Пуассон, месье. Ален Ла Пуассон. Капер его величества в изгнании, Людовика Восемнадцатого.

— Роялист? — удивился Савичев. — Людовик раздает каперские патенты?

— Гораздо лучше, чем что-то еще, — любезно поклонился Ла Пуассон.

Спешившийся Инныпъин шагнул к французу и быстро, обеими руками, снял с его ладони серый череп. Ла Пуассон только и успел, что ладонь захлопнуть, как бабочку упустил.

— А вот это было совершенно лишнее, мой дорогой дикарь, — процедил Ла Пуассон, остро прищурившись голубым глазом.

— На ограбление этой могилы вам патент тоже король дал? — в ответ ледяно поинтересовался Савичев.

— Его дала мне судьба, — француз вонзил в снег трость и выхватил крест-накрест обеими руками из кобур два трехствольных пистолета. — К оружию!