Ирэн Фрэн - Клеопатра

Наверное, кот увидел, как он идет, — или увидел не кот, а его хозяин. Может, хозяин кота шел за римлянином от самого дворца. Или даже от самого порта; следил за ним с первого дня, когда тот сошел на берег со своей галеры и александрийцам стало известно, зачем римляне прибыли в их город. Римлянин потом говорил, что его специально наметили как жертву, — что ж, в таком случае остается сказать, что жертву выбрали очень умело.

Но даже если предположить, что сам кот пожелал напасть на чужеземца — именно этого, а не какого-нибудь другого, — все же очень странно, что выбор его пал не на благодушного или апатичного римлянина, а на римлянина-недотрогу. И к тому же очень раздражительного. Который, как только в его икру вонзились кошачьи когти, не долго думая, выхватил свой меч и выпустил этой твари кишки, оставив ее валяться в луже крови.

Этот варвар, убийца и невежа, даже не подумал о том, что находится в стране Бастет, богини-кошки. Правда, в Риме вообще не знают этого животного, в латинском языке для него даже нет названия. Во всем Средиземноморье только тупицы-римляне не слышали о том почитании, каким египтяне окружают любого зверя, который вблизи или издали напоминает кошку. А между тем ни для кого не секрет, что здесь все члены семьи сбривают себе в знак траура брови, если старый любимый кот покидает сей мир. И это еще чепуха в сравнении с тем, что можно наблюдать при пожарах: никто даже и не думает тушить пламя, пока из дома не вынесут кошку. Страсть египтян к этим животным заразила и греков: теперь они, желая отблагодарить бога, часто приносят в жертву кота. Они разводят кошек специально для этой цели. И потом тратят целые состояния — как будто бы речь шла о человеческих похоронах, — чтобы забальзамировать тело своего любимца и сделать из него мумию [33] О культе священных животных и птиц в Египте много пишут античные авторы (Геродот, Диодор, Страбон). Мумии кошек найдены здесь при археологических раскопках. Данных о разведении их для жертвоприношений нет. — Примеч. науч. ред. .

Ату римлянина! На него со всех сторон посыпались удары и камни, и удивительно, как ему вообще удалось выбраться из этой переделки живым. А может, это как раз входило в планы нападавших — чтобы он вернулся во дворец, испачканный кровью и перепуганный насмерть. И потом рассказал бы другим римлянам, что александрийцы — ужасно неуживчивые люди: они подняли такой шум, наградили его таким количеством ран и шишек из-за одной дохлой кошки! Тогда и Флейтист поймет, что его народ не позволит себя обирать ради его, Флейтиста, великих замыслов.

Если, конечно, все это не подстроил сам царь. Подобные махинации вполне в его духе: возможно, он хотел дать понять эмиссарам Цезаря, что со здешним народом лучше не связываться; гораздо разумнее оставить на троне Флейтиста — такого, каков он есть, — и пусть он, человек изворотливый, разбирается с Неподражаемым городом. С этой непонятной инеугомонной Александрией, которая попеременно бывает то мятежной, то желчной, то влюбленной, то целиком поглощенной своей успешной торговлей и своими удовольствиями; которая иногда кажется такой трусливой, а потом вдруг набирается мужества и становится дерзкой до безумия, готовой вспылить неизвестно почему, сжечь то, чему сама поклонялась еще вчера, — и в первую очередь сильных мира сего.

Однако на этот раз Флейтист ошибся в расчетах. Он не понял, что римляне не собираются слагать оружие. И не добился ничего, кроме того, что ему обещали документ, подтверждающий его права на диадему; и за эту ленту из белой ткани, которая делает его царем, придется уплатить цену, затребованную Цезарем. Флейтист говорит себе, что там видно будет, что времени у него еще много и что жизнь учит нас слепо полагаться на Тюхе, Госпожу судьбы, которая может мгновенно повернуть колесо удачи.

Но Цезарь уже видит Флейтиста насквозь. Он торопится с отъездом в Галлию, от нетерпения роет копытами землю и сообщает из Рима, что вся сумма нужна ему немедленно.

Флейтист растерялся, придворные тоже. Это уже чересчур, шепчутся они между собой, на сей раз страна должна восстать. Однако у Помпея и Цезаря на все возражения имеется готовый ответ: один из их друзей, банкир Рабирий, готов предоставить требуемую сумму. Флейтист вернет ему долг, как только соберет налоги. Очевидно, их следует увеличить — причем значительно. А чтобы подсластить пилюлю, достаточно предпринять кое-какие меры, которые сделают царя более симпатичным в глазах александрийцев и египетского населения.