– Это что, молоток такой? Как этим воевать?
– Похоже на кирку, какой камни добывают, только тоньше и острее! – сказал Сергуля, пробуя острие оружия пальцем на остроту.
– Это клевец, казачки! – произнес сзади хриплый русский голос. Мальчишки обернулись. Перед ними стоял невысокий жилистый мужичок, из сорта таких, что в драке обычно оказываются сильнее, чем выглядят внешне. – Клевец штука дельная. Пробьет и кольчугу и броньку. Голову вместе со шлемом пробивает, аж с песней! – причмокнул мужик.
– А ты, что ли, пробовал? – осторожно спросил Федя. – Может, тебе туда, к стрельцам да копейщикам русским надо лучше, чем в этой ватаге быть?
– Эх, нельзя мне туда в войско, я ж беглый ушкуйник! Мне даже к татарам нельзя! Татары меня распознают – за ребро подвесят, русские – на колесе изломают.
– За что же? – изумился Федор.
– За то, что погулял в своей жизни и по тому, и по этому бережку, любезные казачки. И еще погуляю! – подбоченился левой рукой собеседник, правой поигрывая длинным, необычно загнутым вперед ножом.
В первых рядах, уже ступивших на левый берег Волги, слышалось оживление. Ночную тишь разрезали одиночные крики, видимо, пытающиеся ободрить разношерстное войско. Залаяли собаки, раздалась татарская брань. Сергуля из толпы мог видеть, что слева от них стояло два больших судна с мачтами и множеством свернутых парусов. Впереди он видел только спины и чувствовал запах немытых тел, сзади его подталкивали. Постепенно становилось просторнее, людская масса растеклась по берегу и вытолкнула Сергулю с Федей на передний край. Перед ними открылась татарская деревня, которую при луне можно было разглядеть в деталях. Рядами, чуть спрятавшись в своих садах за резными палисадниками, стояли бревенчатые избы и сараи, обитые горбылем. По широкому берегу были развешаны рыбацкие сети на подпорках. В небольшом заливе качались несколько длинных, человек на двенадцать, деревянных лодок с веслами. Два больших корабля стояли в лунной дорожке на якорях. Корабельный остов, как скелет древнего чудища, покоился на подставках поодаль.
Против приплывшей вооруженной толпы стояли вразнобой крестьяне и ремесленники, вероятно, хозяева этих мест. Их было не более сотни мужиков и совсем молоденьких ребятишек. Многие держали в руках вилы, топоры и багры. Движение вышедших на берег невольно замедлилось и совсем стало. Когда во дворе назревает большая драка, ей обычно предшествует перепалка, взаимная ругань, переходящая в блажь. То же происходило и теперь. Назревала драка, ничем не похожая на великие сражения старозаветных времен, о которых Сергуля читал и слушал в доме причта Трифоновской церкви. С казанской стороны усиливались выкрики, из толпы приплывших – ответы. Тюркская речь перемешалась с русским матом. В это время по правую руку выстроилась шеренга стрельцов, приготовивших пищали к бою. Две противостоящие массы людей сходились ближе, различимы были черты и выражения лиц и оскорбительные жесты. Сергуля, уже и не пытаясь унять бешеный ритм сердца, сжимал до белизны в пальцах свой клевец и лихорадочно думал, кто из этих, стоящих напротив, сойдется с ним через мгновение в драке. Почему-то взгляд останавливался на седом старике с длинной седой бородой, как на китайских картинках.
Вдруг один из казанских мальчишек со смехом запустил в толпу камень. Потом еще и еще. Круглых, подходящих для ладони камней на берегу было много, и казанцы начали закидывать ими строй незваных гостей. Сергуле угодило в плечо, боли почти не было. И вот один из увесистых голышей прилетел прямо в голову беглому ушкуйнику, стоящему позади ребят. Удар был похож на стук толстой палки по деревянной бочке.
– Ах ты ж..! – заорал ушкуйник, даже не прикасаясь к рассеченному лбу. Он оттолкнул стоящих по сторонам, выскочил из шеренги и с диким взглядом обернулся к своим. В лунном свете его фигура была страшной, в левой руке нож, в правой кистень на цепи. Торчащая клоками в стороны борода и кровь, стекающая по лицу, только дополняли мефистофельскую картину.
– Сарынь на кичку! [1] Древний боевой клич, отголосок воровского языка волжских разбойников – ушкуйников. Дословно призыв собраться всем несчастным на носу или корме и не помышлять о сопротивлении.
– заорал он в сторону своих и, развернувшись, кинулся на самого по виду крепкого противника – молодого татарина с длинными вилами. Кривым ножом ушкуйник легко прижал вилы к земле, а кистенем привычным ударом разбил парню голову еще до того, как кто-то успел что-то понять.
Читать дальше