Владимир Мороз - Рваные души

Грищук молча кивнул головой.

– Ну Шварц, старый алкоголик, уж я ему бутылку в задницу вставлю, битую! Пусть поскачет зараза, будет знать, как по своим стрелять, – выругался Владимир, уже позабыв, как совсем недавно нахваливал того за меткость.

– Это не Шварц лупит, – прислушавшись, возразил Грищук, – это германские пушки.

И точно, словно упреждая начало атаки на вторую линию своих окопов, дальше которых уже ничего не было, немцы открыли ураганный огонь по своим прежним окопам, огненной стеной закрывая своих отступающих солдат. О наступлении дальше не могло быть и речи.

– Батальон! Приготовиться к обороне! – проорал Владимир, сомневаясь, что его хоть кто-то услышит. – Степан Тимофеевич, – закричал он в ухо Грищуку, – я отменяю атаку, нужно предупредить командиров рот.

Грищук кивнул и, пригнувшись, побежал по окопу вправо, то и дело падая от близких разрывов.

«Черт, – мелькнуло в голове у Владимира, – Макарыч, корректировщик и Саша должны сейчас двигаться сюда. Они же видели, что мы захватили траншею. И пулеметная команда Стеклова тоже». Но тут же в голову пришла другая мысль – после окончания обстрела немцы будут контратаковать, нужно успеть закрепиться. Дым и газы использовать не будут, ветер в их сторону, значит, полезут напролом. Лишь бы Стеклов успел.

Он оторвался от спасительной стенки окопа и пополз влево: нужно успеть предупредить ротных. За поворотом лежали двое солдат, которым он поручил переставить пулемет. Один корчился в предсмертных судорогах, взрывом ему разорвало живот и вывалившиеся кишки лежали в грязи; второй сидел, прислонившись к стенке окопа, голова его была наклонена, весь затылок был вырван, по стенкам, впитываясь в землю, растекалась кровь, смешанная с мозгами. Разбитый пулемет, превращенный в кучу ненужного железа, валялся рядом. Владимир прополз мимо солдат, стараясь не смотреть на эти начавшие сереть лица. Минуту назад они были уставшие, мокрые от пота, испуганные, но живые, а сейчас их души больше не принадлежат им.

Артобстрел не прекращался, в дело вступили минометы, с противным воем рядом стали падать мины, уничтожая и калеча оставшихся в живых солдат, которые метались по траншее, ища спасения, в спешке занимая оставшиеся от немцев блиндажи и щели. В одном из таких блиндажей он нашел Хижняка, тот сидел раненный в руку, которую уже успел перевязать санитар, и сейчас она безвольно лежала на перевязи, сквозь белоснежный бинт проступало увеличивающееся в размерах красное пятно.

– Георгий Васильевич, как ты? – спросил Владимир.

– Все нормально, Владимир Федорович, рана сквозная, эскулап сказал, что жить буду, – Хижняк грустно улыбнулся болезненной улыбкой, – что-то не везет мне с этой высоткой, то нога, то рука. Этак недолго и калекой остаться.

– Как твои потери? Успели подсчитать?

– До окопов проскочили почти без потерь, только грязные, как свиньи, а вот что здесь было, пока не доложили. Мои один пулемет захватили, много лент, вон в углу изучают, – выдавил из себя Хижняк и кивнул в угол блиндажа, где трое склонившихся солдат рассматривали немецкий станковый пулемет.

– Как только закончится обстрел, германцы полезут. Сейчас наверняка собирают силы. Готовься к отражению.

– А куда уж нам деваться-то, не назад же ползти? Справимся, Владимир Федорович, не переживай за нас, не подведем.

– Да я верю тебе, Георгий Васильевич, – Владимир тепло улыбнулся. Он знал, что вдумчивый Хижняк, несмотря на обстрел, уже дал необходимые распоряжения командирам взводов. – Ладно, я побежал обратно искать Аникеева, а ты, дорогой мой, держись.

Как же не хотелось покидать этот островок безопасности и снова идти под огневой дождь, но Владимир заставил себя и снова полз, прижимаясь к дрожащей от разрывов стенке окопа в обратном направлении, откуда только что пришел. Опять эти двое убитых солдат с пулеметом. Только за это время сюда еще раз залетела мина и во второй раз убила их. Первый с вывороченными наружу кишками был выброшен взрывной волной на бруствер, второй, без затылка, лежал с оторванными ногами и неестественно вывернутой правой рукой.

«Господи, упокой их души», – подумал Владимир, проползая на четвереньках мимо и вжимаясь в стенку окопа.

– Ваше благородие, давайте к нам, – позвали его из щели, в которую было набито полно солдат, только испуганные глаза смотрели из темноты.

– Спасибо, братцы! Аникеев у вас?

– Нету.

– Ну ладно, держитесь, я дальше.

Уши, казалось, оглохли от постоянных разрывов. Шинель была рассечена мелкими осколками, что-то неприятно струилось по спине, но острой боли Владимир не чувствовал. Сколько уже продолжается этот ад, он не понимал, казалось, прошла целая вечность. На глазах у Владимира очередной снаряд влетел прямо в щель, где прятались солдаты и куда его тоже приглашали всего минуту назад, превратив эту вырытую в земле яму в вечную безвестную братскую могилу для тех, кто был в ней. Дьявольский круговорот и не думал стихать, огнем и железом врываясь в землю, круша и ломая все, что здесь было построено для защиты от него, сметая не нашедших укрытия людей, убивая их по нескольку раз. Казалось, что это сама старуха смерть дико хохотала, летая сейчас над окопами, и в экстазе от полученных жертв все кричала: «Еще! Еще!! Еще хочу!!!»