Владимир Мороз - Рваные души

Все преимущества саперной лопатки Владимир осознал еще во время первой штыковой атаки, два года назад, когда, впервые ввалившись в немецкую траншею, с револьвером в одной руке и шашкой во второй, он столкнулся с тремя немцами, которые, быстро отойдя от неожиданности, пытались заколоть его штыками. Первого он убил из револьвера последним патроном, попав тому в грудь. Остальные два, заметив, что в пистолете больше нет патронов, стали усердно атаковать его. И тут шашка оказалась совершенно неприспособленной к траншейному бою. На поле это было страшное оружие, способное при определенной сноровке разрубить человека пополам одним ударом, но в стесненных окопных условиях она сразу же потеряла все свои боевые качества. И если еще отбиваться от наседавших немцев кое-как удавалось, то о том, чтобы нанести хороший удар, не могло быть и речи. Узкие стенки окопа просто не давали возможности замахнуться. И неизвестно, чем бы закончилась эта история, если бы между Владимиром и немцами не оказался спрыгнувший в окоп Семеныч, которого Владимир тогда еще совсем не знал. Этот невысокий, на голову меньше своих противников паренек меньше чем за минуту разделался с обоими при помощи той самой хваленой саперной лопатки на глазах у изумленного Владимира. Затем весело, с азартом в глазах, прокричал Владимиру: «Будь здоров, ваше благородие!» и помчался дальше.

После того случая Владимир с уважением стал относиться к этому на первый взгляд кажущемуся несерьезным оружию. И даже брал уроки у бывалых солдат, предпочитавших ее винтовке со штыком. У винтовки тоже были свои минусы в ближнем бою: во-первых, для перезарядки требовалось время, которого всегда не было; во-вторых, иногда штык застревал в костях, и для того чтобы его вытащить, нужно было упереться ногой в пораженного врага. И в это время ты становился совершенно безоружен. А ближний бой не допускает такого легкомыслия. Лопатка же позволяла рубить снизу и сверху, сбоку, наискосок, на маленькой дистанции, ей не требовался большой размах, чтобы нанести смертельную рану. И не только наши, но и бывалые немецкие солдаты доверяли ей больше, чем своим винтовкам да палашам.

Переступив раненого немца. Владимир увидел второго, который тут же ударил его штыком. Увернувшись в сторону, Владимир нанес немцу сильный удар наискосок в шею, практически отрубив ему голову. Кровь сильным фонтаном ударила вверх, немец, бросив винтовку и схватившись обеими руками за горло, стал оседать. Владимир оттолкнул его еще живого ногой и бросился дальше. Мельком он заметил, что в траншею начинают запрыгивать другие солдаты, такие же чумазые и уставшие, как он сам, но живые и готовые драться дальше. Всюду слышались крики и стоны, казалось, вся траншея извивается в смертельной агонии. Единый клубок стреляющих, колющих, кромсающих друг друга людей шевелился, перекатывался из одного края в другой. Владимир направился в сторону пулеметного гнезда, которое было где-то рядом. Было слышно, что пулемет строчит не переставая, и, значит, его во что бы то ни стало нужно остановить. По дороге он поставленным ударом зарубил в спину еще одного немца, пытающегося вытащить свой штык, застрявший в теле только что убитого русского солдата. А вот и пулеметчик. Пригнув голову к прицелу, превратившись в длинную руку смерти, он стрелял и стрелял, не обращая внимания на то, что происходит сейчас в окопе. И только когда ему на руку свалилось тело помощника, подававшего ленту, он удивленно поднял голову, словно еще не веря в реальность происходящего, что русские уже здесь, рядом с ним. Владимир убил его одним ударом и тут же приказал двум солдатам, бегущим сзади, немедленно переставить пулемет на другую линию траншеи и открыть огонь по убегающим немцам. Сопротивление немцев стало ослабевать. Словно загнанные в угол мыши, они искали спасения в единственном направлении, в бегстве ко второй линии окопов.

– Батальон! Приготовиться к атаке! – во всю мощь легких скомандовал Владимир. Нельзя дать немцам очухаться, вперед, только вперед! Но тут сзади раздался взрыв, Владимира швырнуло вперед, и, падая, он ударился о стенку траншеи. Голова гудела, раскалываясь от жуткой боли, словно тысячи мелких иголок попали сейчас в мозг. Усилием воли он заставил себя приподняться и стал протирать глаза от попавшей земли. Рядом лежал Грищук. Владимиру показалось, что тот убит, однако поручик перекатился на спину и открыл глаза.

– Вот это нас долбануло, Степан Тимофеевич, – улыбнулся Владимир, – ты как, пока живой?