Имоджен Кили - Белая мышь

Ему удалось выяснить, что из тех, кто ехал с ними на поезде, троих поймали или убили. Их контакт теперь вне доступа – он слинял из города и ушёл через горы с двумя прибывшими на место встречи заключёнными. Им, хитрецам, удалось каким-то образом снова вернуться в поезд и как ни в чем не бывало занять свои места и продолжить путь. Они хотели подождать – говоря это, рыжий саркастично ухмыльнулся, но контакт был напуган и сказал, что отказывается сидеть в городе и ждать, пока придет гестапо, и заставил их сделать выбор.

Потом настала очередь Нэнси. Как голубь, вылетевший из ковчега на поиски безопасной ветки, она отправилась в город по смутно припоминаемому адресу в надежде, что дверь откроет человек, который посмотрит на неё и как-нибудь поймёт, что она не врёт.

Дверь открылась чуть шире. Мужчина был ей незнаком. Он выглядел испуганным, но производил впечатление друга.

– Лучше зайдите.

Нэнси снова принялась считать. На этот раз – собственные шаги. Маршрут пролегал высоко в горах, потому что там их не могли учуять собаки, которых немцы активно задействовали в поисковой работе в более низких местах. Тропа уходила круто вверх и постоянно меняла угол наклона, лишая возможности погрузиться в монотонный ритм. Нэнси неистово скучала по грузовику с углём, который вывез их из Периньяна в специальную зону, растянувшуюся на двадцать километров от границы с Испанией. Забавно: пока их везли, она совершенно точно не наслаждалась процессом, но даже трястись по просёлочным дорогам в неудобном положении между двумя мешками с углём было раем по сравнению с этим переходом.

«Мне нужен отпуск», – вяло подумала она, считая шаги, и захихикала. Ей представилось, как за следующим изгибом тропы её ждет Анри с машиной, готовый сразу же отвезти её на какой-нибудь курорт. Она бы упала к нему в объятия и начала жаловаться, через какие кошмары ей пришлось пройти. Рассказала бы, как стирала в ванной одежду узников, как на неё кричали, как она голодала и валялась в кузове грузовика. Он бы её пожалел, тепло улыбнулся и поклялся, что компенсирует все её страдания.

Она начала мысленно рассказывать ему обо всём, что случилось – сгущая краски, превращая всё в шутку, нелепость, надувая губы и ругаясь, пока он не остановит её, потому что от смеха у него заболит живот.

– Ты чему это там радуешься-то?

Рыжий.

Она не стала отвечать. Жаль, что нет Брута. Его вывезли из Перпиньяна днём раньше. Одежда и обувь у него оказались в лучшем состоянии, чем у них, поэтому рыжего и Нэнси заставили подождать, пока последние оставшиеся в городе сопротивленцы не соберут им по крупицам теплую одежду.

Рыжий принял её молчание за приглашение к разговору. Даже не к разговору, а к нытью: и шли-то они слишком быстро, и маршрут не такой, и носков ему дали мало. Две пары – этого недостаточно.

Нэнси игнорировала его стенания, слушая только свой внутренний счёт шагов. Рыжий ничего, кроме себя, не замечал.

– Отдых, – сказала Пилар.

Пилар и её отец были их гидами. Они почти ничего не говорили и почти не отдыхали. Десять минут за два часа, и все. Тропы вились среди горных вершин, и иногда во время этих перерывов Нэнси удивлённо смотрела по сторонам. Они сидели меж заснеженных вершин, словно сказочные путники или пилигримы, любующиеся этим невероятным чудом природы, бесконечным парадом горных пиков, исчезающих в голубоватой дымке весеннего воздуха. Скоро Нэнси стало казаться, что Пилар решила во что бы то ни стало завести их на каждую вершину без исключения.

Что ж, снова в путь, вверх по тропам, видимым только для Пилар. Казалось, это уже альпинизм, а не переход. Не тратя лишних слов, Нэнси просто шла. Рыжий продолжал занудствовать. Теперь он вопрошал, почему они купили так мало еды и как планируют идти по морозу, поскольку снега вокруг становилось все больше. Чем дольше он говорил, тем более визгливым становился его голос.

– Я больше не могу идти. Всё, не пойду, – сказал он, встав как вкопанный.

Пилар прервала привычное молчание, повернулась к Нэнси и тихим голосом сказала:

– Скажи ему, чтобы заткнулся и шёл молча. Он что, не знает, на какие дальние расстояния здесь расходится звук?

– Что она говорит? – жалобно спросил рыжий. – Скажи.

Нэнси сказала. Рыжий не пошевелился.

– Сегодня я больше не смогу идти, и никто меня не заставит.

Вот и все. Приятные фантазии об Анри улетучились, со счёта она сбилась, а Пилар и отец смотрели на неё так, словно хотели сказать: «Давай разруливай этот бардак сама». Что ж, сама – значит, сама.