Александр Черенов - Брежнев - «Стальные кулаки в бархатных перчатках». Книга первая

Взбадривая огонь – а через него и собеседника – Леонид Ильич пошуровал палкой в костре.

– А нам с тобой, Коля, Игнатов очень даже пригодится.

– Надеюсь, ты имеешь в виду не его анекдоты о Хрущёве?

– Нет: его обширные связи на местах. Людей-то к Пленуму надо готовить. Вот ему-то мы и поручим обработку «местных товарищей»! Предлоги – какие угодно: от рабочих поездок для ревизии подготовки к севу или уборочной до «невинных» встреч на отдыхе. Кстати, и болтливость Игнатова нам только на руку: никто и не станет обращать внимания на эти поездки! А на всякий случай я попрошу Семичастного, чтобы он обязал местные управления держаться подальше от Николая Григорьевича.

– Думаю, что проще всего будет поговорить с Игнатовым тебе.

Подгорный с трудом оторвал взгляд от костра. И – не только потому, что был заворожен огнём.

– Не думай, что я сдрейфил. Просто ты – Председатель Президиума Верховного Совета СССР, а он – в такой же должности «на России». Ни у кого эти встречи не вызовут сомнений: начальник вызывает подчинённого – обычное дело. Да и на охоте можно поговорить: Игнатов – заядлый охотник, хоть и не нам чета.

Брежнев кивнул головой.

– Согласен: и поговорить, и с тем, что он – не нам чета.

– А я займусь обкомами и крайкомами, – обрадовался Подгорный. Он никак не ожидал такой покладистости от Брежнева: вопрос-то – деликатный. Политический вопрос. Тут, ведь, как: шаг – вправо, шаг влево – и политический вопрос станет твоим персональным. Уж, Никита постарается. – Обработаю их по той же линии, что ты наметил для Игнатова: подготовка к севу, к уборке, взаимодействие с местными Советами и так далее. Думаю, что Хрущ будет только приветствовать мои поездки по стране. Особенно, если преподнести это в верноподданническом духе: он решит, что я подлизываюсь к нему.

«Чего ему решать, если ты до сих пор только и делал, что подлизывался!» Тоже, понимаешь: секрет Полишинеля!»

Реплика была уже готова соскочить с языка Брежнева, но не следовало травмировать соратника перед боем.

– Годится, Коля. Тогда я на неделе переговорю с Андреем. С Кириленко. Пусть он займётся вплотную Кулаковым.

– Почему им? – удивился Подгорный.

– Ты меня удивляешь!

Под соответствующую усмешку Леонид Ильич вслух удивился удивлению Николая Викторовича.

– Как «почему», Коля? Кулаков «сидит на Ставрополье». А это – Кисловодск, Кавминводы, Маныч – традиционные места отдыха членов ЦК от Северо-Кавказского региона. Где их ещё «наставлять на путь истинный», как не там?

На разъяснения Николай Викторович обижаться не стал: сам напросился. Вместо этого неконструктивного занятия он хохотнул. И то: он не умел «юморить» так, как Брежнев. Но шутку понимал.

– Вот этим и займётся Кулаков. Ты же знаешь, какой он свойский мужик: компанейский, прямой, водку – стаканами, баб – пачками! Верный человек. Он справится. Я в этом не сомневаюсь – и ты не сомневайся.

Леонид Ильич отхлебнул воды из фляжки, и перевёл дух после затянувшегося монолога.

– Ну, а Закавказье возьмёт на себя Васо. Не родился ещё человек, которого не смог бы сагитировать Мжаванадзе! Кого угодно сагитирует – хоть чёрта на исповедь!

– Мжаванадзе…

Подгорный скептически покривил щекой.

– Что, Коля?

– О нём такие слухи ходят… Нечист на руку… Вороват… Жуликов покрывает… Взяточников расплодил…

– Мы его, что: на светский раут зовём?

Брежнев не поскупился на иронию по адресу собеседника. На его месте любой другой полыхнул бы сейчас раздражительностью – а он обошёлся. Как-то умел. Один из немногих – а, может, и вообще один.

– Или выдвигаем его на соискание титула «Самый порядочный человек на свете»?! Нет: он нам нужен для других дел. Да, я согласен с тобой: он – жулик. И – жулик, на котором клейма ставить негде. И это – объективно. Но сейчас его отрицательные черты повлияют на решение наших проблем самым положительным образом.

Брежнев сделал паузу, но лишь для того, чтобы разбавить иронию усмешкой.

– Знаешь, Николай, что однажды сказал президент Рузвельт по адресу одного «жука»: «Сомоса, конечно – сукин сын. Но он – наш сукин сын, и мы его в обиду не дадим!». Так, вот: Васо – сукин сын, но он – наш сукин сын.

– Сдаюсь.

Подгорный шутливо поднял руки вверх.

– То-то же, – удовлетворённо «принял капитуляцию» Брежнев.

Некоторое время оба молчали, невидящими глазами уставившись на огонь. Сейчас можно было: «заслужили, однако». Да и вид пылающего костра, потрескивание угольков, улетающие в чёрное небо искры всегда настраивают на умиротворённый лад, на спокойные раздумья о большом, вечном. В самом процессе сидения у костра есть нечто первобытное. И эту «первобытность» из человека не в силах вытравить никакое развитие цивилизации.