Себастьян Барри - Тысяча лун

– Кто знает – может, наша Розали на самом деле королева, – говорил он.

До этого дня невеста Джаса Джонски была счастлива. Пускай ферма Лайджа, по его собственным словам, после войны не стоила и двух центов – нам хватало на повседневные нужды. И я работала в хорошем месте. То были хорошие дни и для Джона Коула с Томасом Макналти, ибо великие превратности, что постигли Томаса в форте Ливенуорт, уже миновали – тогда его прежний командир майор Нил пришел ему на помощь и спас от виселицы.

Я хорошо помню тот день, когда он вернулся домой после долгого пребывания в тюрьме. Думаю, во всем мире за всю его историю не было такого счастливого лица, как тогда у Томаса Макналти. Он прошел пешком пятьсот миль от самого Канзаса.

А мы с Джоном Коулом прошли полдороги до города, потому что знали – Томас Макналти обогнет город лесом и возникнет, что твой олень, прямо на опушке.

Не знаю, видали ли вы когда, чтобы один мужчина обнимал другого, но если не видали, поверьте мне, что это зрелище трогательное. Поскольку мужчины считают, что должны быть суровыми и храбрыми. Может, Джас Джонски так думал, но не мои двое. Они схватили друг друга в объятия под драными кронами деревьев. Может, Томас Макналти был обтрепан хуже, чем лесной куст, а Джон Коул на взгляд со стороны был груб, как придорожная канава, но я знала их историю в малейших деталях и могла измерить тот яростный ток силы, что шел из груди одного в грудь другого, весь жар этого объятия.

Наверно, если я чего и хотела от Джаса Джонски – это чтобы он меня любил вот так.

И вот – Розали меня обнимает и укачивает.

Мир все-таки очень печальное место.

Мы знали, что где-то в других местах голодают. На всем Юге поля пожгли в последний год войны, а говорят, что после этого на поле растут одни только сорняки. А потом весь мир покатился к черту. В банках не было денег. Зачем нужны банки, если в них нет денег? В газете «Страж Париса» писали, что в некоторых округах бродят огромные толпы освобожденных рабов, и еще писали о насилиях и убийствах, и никто не знал, когда же наступит поворот к лучшему. Президентом стал Эндрю Джонсон. Он рассыпался в уверениях, что исполняет волю покойного Линкольна, а на самом деле был на стороне побитых конфедератов. Так говорил Томас. А побитые конфедераты все время бунтовали.

Я не впервые видела кругом бушующие потопы и пожары. И хорошие дни тоже переживала не впервые. И не впервые видела, как в хорошую жизнь вторгаются и разрушают ее. Когда я была маленькая, моя собственная мать изо всех сил старалась, чтобы я была все время счастлива. Жизнь ребенка в моем народе была блаженной. Взрослые женщины делали работу по лагерю, мужчины охотились и сражались, а на долю детей оставалось только скакать вокруг и быть счастливыми. Это я точно помню. Мы бегали между типи, и нас ничто не стесняло – мы разве что злой собаки сторонились. Зимой нас удерживали в типи жестокие метели, но что нам было с того? Нам давали полоски сушеного мяса, а снег таял у очага. В самую глухую часть года наше типи было как конус, спрятанный в большом сугробе, и лишь дымок выдавал наше лежбище. Мать хранила в голове множество интересных историй и рассказывала их нам, а мы жались к ее ногам для тепла. В те годы у нас был свой язык. Я как сейчас помню ее бормотание, ее дыхание, которое обдувало мне лицо, как маленькая буря, когда я смотрела на нее снизу вверх. Мать обхватывала нас руками, и забывала про них, как про упавшие ветки, и говорила. О чудесах и неизведанных временах. Она умела каждый момент в сознании ребенка сделать добрым, и мы чувствовали в ее словах протяженную страну вечности. Много раз я от счастья рыдала ей в колени.

Мать славилась в нашем племени смелостью. Как-то раз, когда все мужчины были в отлучке, отряд индейцев-кроу, наших врагов, подобрался к деревне. Там оставались только женщины, дети и старики. Эти кроу хотели захватить нас и убить или еще что-нибудь, кто их знает. Жители деревни сбились вместе. Тут из толпы вышла моя мать и двинулась на околицу, где стояли кроу. Она дружелюбно приветствовала их и заговорила с ними, и скоро они уже любезно беседовали; так волшебством своей храбрости мать предотвратила несчастье. Люди благоговейно рассказывали об этом и питали великое уважение к моей матери. Три или четыре раза ее просили поехать вместе с мужчинами на войну, поскольку верили, что она обладает особой силой. Ее одевали в мужское платье, и она уезжала. Она всегда знала, где находится враг, даже если он прятался. Ни один человек на этой земле не мог бы от нее укрыться. Мне многие говорили, что подобной ей не было. Она сама была как легенда.