Артемий Ладознь - Комические сечения древа жизни. Любви_как_ведения

Подобно многим, давно на лаврах почившим и самоубаюканным собственными мифами об исключительности, и наш самоокраденный баловень судьбы, уверовав в свои чары, ждал возвращения причитающегося – обетованного: никуда, мол, не денешься, строптивая кобылка, пусть и ставшая на путь ложного соратничества для другого, для соперника и врага! Блуди себе, пэпэже на случайной, неправедной, недолжной брани – всякая кривая стежка ведет к единственной вершине (нему-самолюбу, ним-взаимопредназначенным). Гляди, мол, только в пропасть не сорвись прежде времени: далеко не факт, что приму назад; ведь и терпению Любящего, а не то, что моего, приходит конец, пусть хоть в политико-педагогических преломлениях.

Этот, дескать, твой павлин – впрочем, теперь он кажется пегим пуделем – может сколь угодно наматывать круги под домом твоим (к несчастью, и моим), дрожа от волнения перед первым вашим свиданием, а вместе как-то совсем уж некстати задирая свой выдающийся нос (и только), словно чем-то заочно надмеваясь. Не тем ли, что оседлал царскую кобылу – на время? И что, тем самым став царем, заняв его место в ее сердце – в гареме, HRM, сокровенном и необозреваемом саду, в темной материи коего вольно разбираться Творцу? Смотри не соскочи да не преткни конечностей, всадник! И не таковых джигитов строптивые лани сбрасывали или, брыкаясь, затаптывали.

Однако, этак не то причитая в стиле импрекаторных псалмов пополам с депрекаторными дуа-возношениями, не то клича отмщения на свою голову своею же гордыней, – то ли предваряемой отчаянием, а то ли им же венчаемой, – он не замечал мерного, а вместе и криво линейно-неисповедимого, течения химеры времени, этой россыпи событий или искажений изначально благоприятных условий, что склоняло чашу весов не в его пользу. Не потому ли, что благодать и дары, таланты и кресты, подолгу отлагаемые либо небрежимые, переходят к иным – подобно завету и первородству, призванию и избранности, богатству из рук самонадеянного нечестивца либо гордеца.

Пусть изначально отправившись в дикую местность на поиски нового – иного лишь в надежде унять боль невозможности быть с ним, пребывая верной ему единственному и давно родному, теперь родство могло зародиться инуде. Начавшись с банальной страсти, этого необузданного очарования связи с незнакомцем, неосязаемое неумолимо перерастало в верность другого пошибу: пусть ушла от любимого, но некогда нелюбимого уже не брошу и ради того самого, первого. Эта вяжущая пучина, эта страсть в исконном смысле – неги пополам со страданием – стала новой действительностью: падшим ли и тем «иллюзорным» естеством, цимцум -утеснением чего-то более подлинного, в терминах ли неоплатонизма или же QBLH (коннотирующей: завет или обусловленность договора, направление-путь, цену-изнанку, связь, сужение, куплю и искупление, и прочее из вышеупомянутого). Не считаться с этой квази-иллюзией само по себе было бы HBLH/hubris и ошибкой вящими…

Почему этот супостат, казавшийся пуделем, теперь, если и предстает павлином, то неким Тавус-Мелеком, оксюмороном hyphybris? «Павлин, говоришь?» А сам-то? Неужто довольно оценить соперника с иного ракурса ( сравнив ) – постигнет изгреженье (разрешенье от иллюзий?) там, где Бог ждет лишь сокрушения и смирения сердца?

Не подобное ли свалилось на целый древний социум по одну из сторон Темна Сада, пока другой ликует невозбранно, а отдельные его представители – визири визирей (самодержавных власть предержащих ищи чрез море-океян) – то вышагивают степенно, подобно тем же павам, а то кормят в саду этих самых пав, «чрезгубно» бросаясь заявлениями, от коих стынет кровь в жилах? Хочется не дать этого дитяти на поруганье жестоким мачехам – подобно премудрому сыну Давидову, не позволить терзать и без того малого клочка земли там, где лишней не бывает. Но не то же ли прилично возревновать о любви, отданной на поруганье? Неважно – незлобивому ли хищнику (сопернику ли, противнику-ответчику) или неистово-малодушному истцу (вольнообманутому и самообманываемому возлюбленному подобно тому же, из Песни песней, предположительно писанной оным же сыном Псалмопевца). Себе же ветхому, гордому, унылому в чине лермонтовского демона – ему же обреченному.

Не уступать, не отступать!..

Очередной из самоизобличившихся пропагандистских троллей, вконец измучив аудиторию собственной глупостью, выдаст на-гора последний довод: если Вы и правы, слушают-то совсем других.