Дружинники схватили его за руки, он, не вырываясь, смотрел то на полковника, то на сидящего на диване.
– Моей матери, чтоб прожить, пришлось публичный дом содержать... Отец
мой - убойца сиречь убийца! Но мой род - не со дна-ааа! - протянул "а" экзальтированно, точно в религиозном воодушевлении. - Род мой - издалё-о-ока!
Он пытался запустить руку во внутренний карман пиджака, дружинники не давали. Наконец один, поймав кивок Роговского, полез сам Володе за пазуху, достал бумажник, раскрыл - на пол полетела журнальная картинка с видом
живописного замка. Парень, подняв её, подал министру.
– Вот в таком поместье родительском, в Германии, моя мать родилась... - с надрывом проговорил Ромеев, он так и тянулся к картинке. - Козни боковой родни - не теперь про них разъяснять - довели до того, что мать не получила наследства, отправлена была в Россию и, ради куска хлеба, должна была прибегнуть к нечистому промыслу...
Погибла она по правде-истине оттого, что спасала от пожара - но не амбар, а дом!
Про отца поясню также. Мой отец Андрей Сидорович, приёмный сын
чиновника Ромеева, несмотря на добро и ласку приютивших людей, стал
грабителем. Как тому должно было быть, в одну из ночей от своих же воров получил смертельные раны ножом...
– При таких жизненных оборотах, милостивый Евгений Фёдорович, - всеми силами старался не сорваться на крик Володя, - вы знаете, не мог я не жить в полной и доскональной обиде - но на кого-с? Будь я привычный вам расейский обиженный человечек, то взаправду пришёл бы к эсерам с мстительной жаждой - подрубать столпы отринувшего общества, убивать министров, губернаторов... Тем более, вы знаете, можно было б не в метальщики бомб, а в сигнальщики пристроиться и вполне уцелеть после акта, и в радостях потом себе не отказать: партия-то была при деньгах несчитанных...
– Но я, - надменно произнёс Ромеев, - человек прирождённо не привычный!
10.
Роговский едко улыбался. Он как бы "угощал" Онуфриева "фон Риббеком". Полковник стоял обочь стола, то почтительно взглядывая на министра, то - уничтожающе - на речистого арестанта.
– Я не к царю, не к обществу, - говорил тот, произнося слова "царь" и "общество" с неописуемым пренебрежением, - я к Создателю обратил мои вопросы обиды! Ты меня, спросил я Создателя, - наказал?
– И какой же вы услышали ответ? - ядовито зацепил Евгений Фёдорович.
– Я услышал - не буду сейчас всего поминать, - но через мои же мысли услышал: если я такой, какой я есть - с умом, с ловкостью, с богатыми чувствами, - и это всё понимаю - то уже по тому видно, что никак я Создателем не обижен, а щедро оделён. И спасибо Ему должен сказать!
Это моё спасибо Ему я повторять не устаю...
Почему послан я родиться в России - мыкать горе, терпеть от злобы и от низости? Не позволь Создатель соделаться козням против моей матери, рос бы я в богатом поместье германским барином. Хлебал бы суп из ягнёнка позолоченной ложкой...
– Супы из ягнёнка, господин фон Риббек, - с издёвкой перебил Роговский, - не числятся среди любимых блюд германских дворян!
Ромеев густо покраснел, нос, формой напоминавший картофелину, покрылся каплями пота. Роговский злорадно любовался сконфуженностью врага, один из дружинников издал горловой смешок.
– Ну... чего бы ни ел я, - потупившись, выдохнул Володя, - а рос бы в
процветании...
Уверенность к нему тут же возвратилась:
– И какой был бы от моего процветания интерес для Творца? Гораздо интереснее Ему и важнее, чтобы я существовал в России, так как нет во Вселенной другой страны, какая была б Ему интересна, как важна и интересна Ему Россия!
– Тогда почему бы, - с серьёзным видом, как бы перестав глумиться, сказал Евгений Фёдорович, - не сделать Ему вас попросту русским?
– Попросту?.. - Ромеев попытался локтями отстранить наседавших дружинников и расправить плечи. - Да потому что кому надо было быть -"попросту", тех Он и создал "попросту", и их, этих простых, по Расее -
миллионы!
Володя в почти истерическом подъёме выделил:
– А я - не такой, не-е-ет! Я - не расейский, не от Расеи я. А - послан в Россию! - он тщательно выговорил "Россию". - Послан из процветания, так как тем и превозносит Творец, что посылает отличаемых в свою Россию, чтобы служили ей с любовью, которая больше любви к процветанию.
– Экое бесстыдство - такую болтовню разводить! - возмущённо рявкнул Онуфриев.
– Когда я себя понял, - с жаром продолжал Володя, обращаясь к Роговскому, - так чего ж я ещё и мог, как не отдать себя на искоренение преступников России?
Читать дальше