Игорь Гергенрёдер - Донесённое от обиженных

Автор «Былого и дум», рассказавший и о многом ещё, характерном для тридцатилетнего правления этого монарха, замечает:

«Какие чудовищные преступления безвестно схоронены в архивах злодейского, безнравственного царствования Николая! Мы к ним привыкли, они делались обыденно, делались как ни в чём не бывало, никем не замеченные, потерянные за страшной далью, беззвучно заморенные в немых канцелярских омутах или задержанные полицейской цензурой».

К этим словам весьма идёт эпитафия, которой отозвался на смерть царя Тютчев - а он был не только поэтом, но и государственным деятелем. Эпитафию переписывали тайком, и начиналась она строкой: «Не Богу не служил ты, не России...»

Совсем с иными чувствами восприняли кончину Николая Первого, монарха, который доверял лишь двоим людям - Бенкендорфу и прусскому послу фон Рохову, - в Германии. Берлинские газеты писали: «Умер наш император». (23)

Унаследовавший трон Александр Второй, вспоминает фрейлина его супруги, дочь Тютчева Анна Аксакова, «смотрел на русское платье как на неуместное проявление вольнолюбия». Среди многого, что осталось в литературе о его правлении, приметим: принижение, «оказёнивание» православия оборачивалось тем, что в конце шестидесятых, начале семидесятых годов (XIX век) сокращалось число приходов, в некоторых сёлах закрывались церкви.

Сын этого монарха Александр Третий «не усмотрел тревожного омертвления в состоянии православной церкви, не дал импульса к оживлению церковного организма, не протянул помощи униженным сельским священникам в их бедственном положении, оставил церковь - а с ней и народное православие - в тяжёлом кризисе, хотя ещё не всем ясном тогда» (Солженицын).

Но ведь и то сказать: почему он должен был поступить иначе? Любя заявлять о своей «истой русскости», он, ещё будучи наследником, вступил в Копенгагене под руководством датского короля, будущего тестя, в масонское Всемирное братство.

Датский король позднее заботился о ложе мартинистов «Звезда и крест», открытой в Петергофе уже с соизволения Николая Второго. Царя приняли в ложу, и для него вызывали дух его отца. Об увлечении Николая Второго спиритизмом написано достаточно; напомним только, что вызывание духов, занятия магией осуждаются православием как тяжкий грех.

Зато какую последовательность явили Гольштейн-Готторпы в гонениях на старообрядчество, сохранявшее силу веры, укоренённость в национальное! Лесков в «Соборянах» описывает, что - в просвещённом девятнадцатом веке - доводилось выносить старообрядцам, которых тщились принудить к отречению от веры. О событии в царствование Александра Второго рассказывает Гиляровский: когда войска и полиция стали врываться в скит, старообрядцы, запершись в особой избе, сожгли себя, как их единоверцы во времена Аввакума.

И ещё факт. Епископ официальной церкви Мефодий причастил умирающего старообрядца. Так вот, Николай Второй - который и в ложе мартинистов членствовал, и питал пристрастие к магии и колдовству - счёл поступок епископа грехом, не заслуживающим снисхождения. Мефодия заковали в кандалы и погнали в Сибирь, но ему было семьдесят восемь лет, одолеть путь пешком он не мог. Тогда его водрузили на лошадь и привязали к ней; но всё равно достичь места ссылки ему не довелось, он умер в дороге.

Старообрядцев не допускали к государственной службе, чего никак не скажешь о католиках, лютеранах, кальвинистах, лицах англиканского вероисповедания. Примечательно или не очень, но в России до 1833 года роль национального гимна выполнял английский гимн «God, save the king» («Боже, храни короля»), написанный, по заказу англичан, немецким композитором Генделем. (24)

В Отечественную войну с её Бородином национальный гимн - английский! И какая уж несообразность в том, что упоминавшийся Карл Роберт фон Нессельроде-Эресгофен, с 1816 по 1856 - министр иностранных дел (с 1845 - ещё и госканцлер), не научился говорить по-русски? (Кстати, последний российский император Николай Второй и тот говорил по-русски с акцентом).

Однако не столь просто расстаться с Нессельроде - уж больно любопытны его фигура и удавшаяся карьера. Происходя из германского графского рода, принадлежа к англиканской церкви, он учился в гимназии в Берлине и позднее поступил на русскую службу. По воспоминаниям князя П.В.Долгорукова, он «был отменно способным к ведению обыденных, мелких дипломатических переговоров. Но зато высшие государственные соображения были ему вовсе чужды... его страстью были три вещи: вкусный стол, цветы и деньги». Он так чтил австрийского канцлера Меттерниха, находился под столь сильным его влиянием, что Долгоруков написал о нём (о Нессельроде): «Этот австрийский министр русских иностранных дел».