Другой конник, с кобурой на боку, сказал тому, что в пальто, главному:
– Баймак ещё при Керенском был всей душой наш - красный!
– Цыц, Трифон! - повелительно обрезал старший. - Перед тобой - белая разведка, а мы против неё вроде как дураки. А ну - тряхни их!
Трифон неохотно спустился с седла, сапоги утонули в слякоти до середины голенища. Он запрыгнул в лодку, стал рыться в баулах, на мокрое днище посыпался запас вяленой рыбы. Байбарин как ни в чём не бывало помогал: развязал узел, показывая завёрнутые в бумагу и в холст иконы, мешочек крупы, ложки. Главный приказал с лошади:
– Документы на это место! - и направил ствол карабина на носовую скамью.
Прокл Петрович гладил рукой голову жены, обмотанную платком.
– Никаких документов, дорогой товарищ, белые не дали. Бежали мы! Неуж они отпустили бы к нашим - к вам, к красным, товарищ?
– Есть! - коротко крикнул Трифон, выхватывая из баула нетолстую пачку ассигнаций.
Байбарин с горестной улыбкой заговорил, как бы ласково жалуясь:
– Чем же я расплачусь с лодочником, товарищи дорогие? А нам ведь ещё до Баймака подводу нанимать... и ночевать кто же пустит за здорово живёшь?
Меж тем главный, потянувшись с седла, цапнул деньги из руки красноармейца. Самый по возрасту младший из верховых, парень лет двадцати, указал плёткой на Варвару Тихоновну:
– Шубу мне надо... это, как его... для подарка.
Трифон, скрывая смущение, развязно закричал на женщину:
– Весна вовсю, мамаша, а ты утеплилась, как на Крещенье! Чего удумала. Сымай - проветрись!
Байбарин, огорчённо покряхтывая, стал стаскивать с жены шубу, а красноармеец ему выговаривал:
– Ты-то чего смотрел? Она перепарится и ещё хуже захворает. Откуда вы, старые, так боитесь простуды?
Ещё один конник в группке крикнул:
– Лучше бы меньше пердели! - одет он был в шинель, чем-то выпачканную и оттого порыжелую, из-под туго натянутой кепки топырились мясистые уши.
Трифон спросил Варвару Тихоновну:
– Дочь, гришь, в Баймаке. А её муж там не в совете?
– Не знаю, милый, - убито выдохнула женщина.
– Коли в совете - пусть он тебе новую шубу реквизует! - назидательно сказал красноармеец. - А на нас не обижайтесь.
– Я им щас обижусь! - закричал главный. - Они для меня - белые! Документов - никаких. Куда их пропускать? - Он двинул лошадь к баркасу, буро-чёрная грязь забрала её передние ноги выше колен. - Вот ты, старая, всё крестишься! А ну, поклянись Богом, что вы - не белые и к дочери едете?
Варвара Тихоновна, оставшаяся в бешмете, расстегнула его ворот, вытянула нательный образок и крестик на шнурке, прижала к губам:
– Как Бог свят, всё - правда! - произнесла скорбно и громко и осенила себя крестным знамением.
У них, помимо денег и шубы, забрали одеяла, с Прокла Петровича сняли сапоги. Когда снимали, жена вскричала стонущим голосом:
– Жалости у вас есть хоть напёрсток?
Будто не услышали. Трифон уселся на своего широкозадого серого коня. Тихо переговариваясь, красные поехали шагом от реки.
Лодочник-парнишка обрадованно схватился за вёсла - Байбарин приказал свистящим шёпотом:
– Не двигайсь!
Верховой в шинели с рыжиной повернул от группки вправо, пустил лошадь куцей рысцой вдоль реки, по ходу течения. Обернувшись, увидел: баркас покачивается на волнах на прежнем месте, всё так же увязая носом в болотистом берегу.
– Чо не едете? - конник держал в левой руке снятую со спины винтовку: из-за лошади её не было видно с баркаса.
Байбарин стоял в нём во весь рост:
– Стрелять хотите, товарищ? - взял под руку жену, помогая ей подняться со скамьи, воскликнул звучным голосом: - Примем смерть от товарищей! Будут стрелять.
Она молча стояла, привалясь к плечу мужа, подбородок у неё мелко дрожал.
Три всадника застыли невдалеке. Они и тот, что проехал вдоль реки и караулил баркас, смотрели на ожидающих пули.
– Лексан Палыч... - просительно позвал Трифон главного, - а-аа, Лексан Палыч?
Тот безмолвствовал. Конный в шинели и в кепке обернулся к нему, ждал. Как бы не замечая его, старший тронул кобылу с места трусцой. Верховой в кепке помешкал несколько минут - озлясь, поднял лошадь на дыбы, плёткой высек на её шкуре рубец и поскакал за остальными.
Парнишка, что всё это время лежал ничком на днище лодки, сел на свою среднюю скамью. Неловко - так было на него не похоже - ударил с силой по воде веслом: брызги осыпали лицо хорунжего.
– Пронесло! Будешь сто лет жить! - ободрил тот парня с непринуждённой лёгкостью, не идущей к степенным чертам. Байбарин выглядел сейчас каким-то по-особенному крепким, так что крепкими казались даже его морщины. - А ты по шубе не плачь, - повернулся к вытиравшей слёзы жене, - плохо ли в бешмете?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу