Лёля Сакевич - Шарлотта. Лоттхен. Александра

Девочка ворвалась в комнату и, услышав звуки любимой музыкальной шкатулки, закружилась, крича во все горло:

– Ваше величество! Его императорское величество сказал его величеству, что мое высочество… – она вконец запуталась и захохотала: – В общем, когда я вырасту, то буду украшением любого бала! Так русский император сказал!

Мать подошла к ней и обняла:

– Безусловно, будешь, милая Лоттхен. Если закончится война… То есть, когда война закончится, мы устроим грандиозный праздник. Будет самая красивая музыка, самые лучшие гости, будут фейерверки, танцы до утра, блеск золота и бриллиантов. И ты станешь блистать, обещаю, – она судорожно вздохнула и всхлипнула.

Шарлотта только сейчас поняла, что что-то не так. В личных покоях королевы стояли большие ящики, слуги упаковывали столовое серебро и бальные туалеты, а королева перебирала драгоценности. Графиня фон Фос, глядя на Шарлотту, нахмурила подбритые брови и стала раздуваться, словно индюшка. Все, нравоучений не миновать.

– Ваше высочество! – задребезжала она. – Позвольте напомнить, что воспитанные принцессы в лучших европейских домах не позволяют себе…

– Оставьте, графиня, – прервала ее Луиза. – В нынешней ситуации детская непосредственность и наивная радость важнее любых условностей этикета. Пусть дитя радуется, это, пожалуй, единственное, чего не лишена моя девочка…

Фос замолчала, но поджала губы с таким выражением, будто ее заставили съесть жука. (Шарлотта могла утверждать это с уверенностью – именно такое лицо она видела у Вильгельма, когда он бился об заклад с Фридрихом и проспорил. Жук, между прочим, был живой и страшный.)

– Что случилось, маман? Я могу чем-то помочь?

– Увы, нет, моя дорогая. Просто побудь рядом, – Луиза откладывала старинные драгоценности в шкатулку, а современные и модные – в отдельную коробку. – Я решила продать свои ценности, чтобы собрать денег для фронта.

– Вы и так уже почти все продали, да и из Берлина мы вывезли совсем мало ценных вещей. Маман, получается, клетку с волшебной птицей из Малого кабинета тоже продадут?

– Солнышко мое, на вырученные за такую вещицу деньги можно будет кормить полк солдат целый месяц.

Отец всегда говорил: армия – это основное в государстве. Шарлотта вздохнула – конечно же, солдатам сейчас ее любимая птичка нужнее, чем самой Лоттхен… Но, похоже, французский император для своих солдат не жалеет и более драгоценных игрушек. Потому-то он и побеждает по всем фронтам…

– Пусть забирают птицу. А я могу отдать свои старые туфельки, – самоотверженно предложила девочка. – Они мне уже малы. А у Вильгельма осталась еще пара серебряных пуговиц на камзоле, можно и их продать! Не переживайте, ваше величество, мы справимся!

Любуясь блеском драгоценных камней, девочка задумчиво прижалась к матери.

– Интересно, есть ли в Европе такие принцессы, которым не надо сейчас отдавать солдатам свои игрушки?

– Есть, конечно же, есть, – Луиза печально улыбнулась. – Ну, хотя бы, сестры русского императора, великие княгини.

Королева посмотрела на свет через огромный рубин и вздохнула:

– Ах, ты бы видела, что за чудо – Петербургский двор! Это такое великолепие, такая красота! Словно ювелирная музыкальная шкатулка, только в натуральную величину.

– Обязательно там побываю, – важно задрала носик Шарлотта. – Тем более, я приглянулась их монарху, значит, буду принята у них при дворе!

Луиза оживилась:

– А ведь действительно! У Александра Павловича младшие братья в твоем возрасте. Мы можем выдать тебя замуж за одного из них, и не придется становиться императрицей! Замечательно, надо будет обязательно обсудить это с Фридрихом.

– Маман! Я не хочу замуж!

Королева лукаво хихикнула:

– А как же балы и прекрасные туалеты?

Лотта задумалась, не зная, что же для нее дороже – свобода или балы с увеселениями.

– Нет. Замуж не пойду. Не хочу!

Луиза засмеялась, схватила ее за руки и закрутила по комнате:

– Ах, мечтательница! Кто ж тебя спросит? Хочешь марципан?

– Да!

– Бежим!

И королева, держа за руку Шарлотту, словно маленькая девочка, побежала вперед по анфиладе комнат. Легкие шаги повторяло эхо, светлое платье развевалось, серебристый смех заставлял всех слуг переглядываться и сдержанно улыбаться. Одна только графиня фон Фос недовольно хмурилась – ей никак не удавалось научить Луизу хорошим манерам.

«Вот бы Александр оказался прав, – думала Шарлотта, с хохотом догоняя мать. – Как бы я хотела стать такой, как моя мама!»