Лёля Сакевич - Нелегко быть Музой

Я понимаю, ведение дневника в середине двадцать первого века – это, как минимум, несовременно, а если вдуматься – то и бессмысленно. Какой идиот будет тратить свое драгоценное время на марание бумаги или заполнение файлов, если эту информацию нигде не затребуют? Нормальный человек торопится жить, ему некогда заниматься ерундой. Это только такие, как я, хм… не совсем нормальные, тратят свои вечера на ведение дневника.

Благо, сейчас гусиные перья и пергамент не в ходу, свою нетленку запросто можно вести, надев небольшую гарнитуру и набалтывая всё, что в голову взбредет. Компьютер умный, он легко форматирует звуковую дорожку в машинописный текст, хоть иногда и допускает ошибки в оформлении прямой речи (смайлик).

Вот и сейчас я наматываю круги по своему крошечному боксу, отрезанная от всего мира, и болтаю: ведь иногда хочется поговорить с современником, а нет возможности (грустный смайлик).

Для начала позвольте представиться: Варвара Николаевна Энова, двадцати двух биологических лет. Где я родилась и выросла, большого значения не имеет, скажем, так: «где-то на просторах необъятной России».

Быть русской всегда было престижно, а еще с таким именем, как у меня… Исконно русское имя, ничего не скажешь, только ужас, до чего отвратительное – Варвара. Бе! Нечто рокочущее, громоподобное, что-то фольклорное и вместе с тем гоголевское. Спросите, при чем тут классик? Ну как же, он ведь «Нос» написал, а любопытной Варваре на базаре сами знаете что оторвали.

Вот ведь придумали родители имечко! Это мой папик постарался, он у меня всегда был немного того… любителем всякой древности. Вот и выковырял из каких-нибудь манускриптов, папирусов или глиняных табличек этакое имя для любимой дочери. А я – терпи, носи всю жизнь… Всего одну буковку поменял бы, «р» на «л» – и получилось бы нежное «Валя», ласковое и женственное. Но, увы! Варвара Энова, и все тут. Прошу любить и жаловать!

Тут совесть подсказывает мне: хватит хныкать, мадемуазель! Лучше доходчивее объяснить, что я делаю в закрытом боксе и почему не имею возможности общаться с современниками.

Все непросто. Во-первых, в данный момент я учусь в двух университетах, специализируюсь на историко-культурологическом и драматическом отделениях. А во-вторых, прохожу преддипломную практику в ИНСТИТУТЕ. Официально организация занимается археологией и реставрацией предметов старины. Но только официально.

На самом же деле… а на самом деле мы работаем по программе Брэдбери. Умный парень, он еще интересную книжонку написал в прошлом веке. Занятное чтиво, если не для посвященных. Верно, речь идет о пресловутой машине времени.

Все считали Рэя Брэдбери обычным писателем-фантастом. На самом же деле он с группой единомышленников создал этот аппарат (вернее, не создал, а начал активно использовать). В один прекрасный день он зашел в свою гостиную и обнаружил некую дурацкую, по тем временам ни на что не похожую штукенцию. С подробнейшим описанием дальнейших действий – так сказать, «приветик из будущего».

Понятно, весь проект моментально был засекречен, начались аккуратные вылазки с наблюдательными целями. Ну, ясно, что будущее невозможно увидеть. Для нас, живущих «сейчас», возможны миллионы вариантов будущего. Это не статичная субстанция и не свершившийся набор фактов, туда невозможно попасть, как бы ни хотелось. Физически недоступно, ученые доказали. А вот в прошлое – запросто. Ведь прошлое уже случилось как факт.

Конечно, существует куча оговорок и правил, изменять ничего нельзя, но наблюдение вполне даже возможно. Чем я, собственно, и занимаюсь – наблюдением.

Да, я работаю в отделе восстановления утраченных шедевров. Недаром потрачено время на историко-культурологическое отделение в Сибирском ВУЗе. Многие гении прошлого не всегда относились к своим произведениям с должным пиететом, как к общечеловеческому достоянию. Прямо скажем, наплевательски с ними обращались. Всем известно, как Шуберт относился к своим нотам, он даже прославился некоей потерянной симфонией. Или тот же Моцарт, который где-нибудь в кабачке по пьяни сымпровизирует какое-нибудь гениальное творение, но не запишет. Недосуг, мол. Или Ван Гог, писавший по десять холстов в день и засовывавший свои картины в щель, чтобы не дуло. Именно эти утраченные для потомков шедевры мы и пытаемся «поймать во времени».