Влад Ревзин - Сумерки берлинских идолов

Слава Господу, хоть с этим все в порядке.

Бедра еще какое-то время вздрагивали, она смотрела в его лицо, и благодарно улыбалась. Карл какое-то время оставался неподвижен, – потом, как солдат, подкошенный пулей, упал набок, изображая опустошение.

Она жарко дохнула ему в лицо:

– А ты хорош сегодня…

– Плохой комплимент, – вяло сказал он, не открывая глаз.

– Да, ты прав. Ты всегда хорош, – особенно, когда молчишь.

Барбара принялась говорить глупости. Что бы они могли предпринять за те три дня, что оставались до приезда мужа, как вкусно можно пообедать, заказав обед из Астории.

Он выждал десять минут и опять приступился к своему.

– И что же химический барон делает в Риме?

– Пфу, – она надула губки, как, без сомнения, делала это в детстве, когда не могла ответить на вопрос «Сколько будет 2+2». – Ну, зачем тебе это? По делам. Какие-то контракты.

– Барбара, мне нужны деньги.

Она шлепнула его по бицепсу.

– Сколько? Я буду платить тебе, – каждый месяц.

И засмеялась, вульгарно, словно шлюха в дешевом борделе. Но почувствовать себя шлюхой она заставила его, Карла.

Он молча встал, потянулся за рубашкой.

Женщина полюбовалась его атлетической фигурой. Широкие плечи, узкие бедра, высокий, – больше метра и восьмидесяти пяти, – и ни капли лишнего веса. Спортсмен, боксер какого-то там разряда.

– Ты похож на древнего германского бога, – прошептала Барбара сексуальным голосом.– Послушай, приедет Йоганн, я тебя с ним познакомлю. Приглашу тебя на обед. Или можем, как бы случайно, столкнуться в ресторане. Спросишь его, о чем хочешь…

– Тогда мне придется спать с ним, а не с тобой, – мрачно ответил Карл, завязывая галстук.– Я бы предпочел тебя, знаешь ли…

– Ну чего ты хочешь? – женщина повысила голос.

Он уже натягивал брюки.

– Ну прекрати. Зачем тебе штаны?

Он застегнул пояс, присел на край кровати и нежно погладил ее волосы.

– Дорогая Барбара. Я должен узнать один секрет твоего мужа, понимаешь. Мне нужна формула лекарства. От головной боли. Если я получу эту формулу, моя фабрика займется выпуском аналогов, а мои аптеки наполнятся конкурентным товаром.

Она села и поджала колени.

– А когда узнает Йоганн, я пропала. И ты тоже.

– Почему он должен знать?

– Откуда ты все это взял? – спросила Барбара, глядя на любовника с подозрением.

– Мейне либе, мне нужны деньги. И мне нужны новые разработки.

– И что ты хочешь от меня?

– Одним глазом посмотреть в папку с разработкой. Десять минут в его кабинете.

– Он все важные бумаги хранит в сейфе…

– Так открой мне его.

– Но я не знаю, как его открыть!

Глупая же ты кобыла, – это, конечно, он сказал не вслух.

– Только вчера ты упоминала свои украшения. Они ведь в сейфе, не так ли?

– Да, но…

– Кажется, ты не хочешь меня больше.

В маленьком плотоядном мозгу Барбары боролись два страха. Опасение потерять наглого красавца, образец мужской плоти, и ужас перед мужем, который не простит предательства.

Карл хорошо понимал, что творится в душе сладострастной одалиски.

– Да о чем мы говорим? Десять минут, – и трое суток блаженства! Жизнь дается один раз! Или, может, он лучше меня?

– Он вообще никакой.

Его грубый напор, кажется, возымел действие. Глаза Барбары наполнились слезами.

– Меня используют, как ширму. Вот так.

– Погоди. У него есть другая?

Теперь она смотрела в сторону.

– Стоп! Он что, педераст?

Барбара засунула нос между голыми коленями и всхлипнула.

Карлу вдруг стало жалко эту надменную, лощеную берлинку, – было ясно, богатство и все, что можно купить на деньги, не дали удовлетворения в самом любимом деле жизни, – постели.

– Контракт, – сказала она глухо и подняла мокрое лицо.– Я корчу из себя довольную супругу, Йоганн живет в свое удовольствие.

– Прости.– Он покачал головой.– за ту шутку, чтобы спать с ним вместо тебя.

– Он бы не отказался, – зло сказала Барбара. -Иногда мне хочется покончить с этим. Рассказать всем, как живу, или отравиться… или отравить его.

– Так будь горда, что каждый раз, когда мы… ты делаешь из него идиота.

Она вскочила. Громадные груди метнулись из стороны в сторону:

– Идем! Дай мне халат!

Он взял ее за талию, прижал к себе и поцеловал.

– Майн Цукеркнохен, я никогда не предам тебя! И никто ничего не узнает! Обещаю!

Кабинет химического барона, как и положено, дышал довоенным консерватизмом. Бегемотоподобный стол, тяжелые шторы, кованые светильники-бра с прямоугольными абажурами. Неяркий свет упал на толстый турецкий ковер.