Владимир Стрельцов - Копье Лонгина. Kyrie Eleison

Очень жаль, что король Беренгарий в своё время позволил ему улизнуть из-под стен Павии, которую Гуго безуспешно осаждал. Всем хорош был этот король и император Беренгарий, но частые неудачи в ратном деле сделали его крайне неуверенным в себе, даже появление на голове короны Карла Великого не прибавило фриульцу самооценки. Как хорошо, что в последние годы у Беренгария не было необходимости обнажать свой столь неудачливый меч. Ни тосканцы, ни сарацины, ни венгры не беспокоили в то время Италию, а с последними Беренгарий и вовсе выстроил почти дружеские отношения и рассматривался потомками Аттилы чуть ли не главным своим союзником. Многие пеняли Беренгарию за эту связь с безбожниками, однако ни один из злопыхателей не мог не признать того факта, что королю Беренгарию и папе Иоанну удалось вернуть Италию на целых пять лет в состояние редкой умиротворённости и покоя. К исходу этого периода многие из живших в то время уже удивлялись, как ещё совсем недавно страна буквально разрывалась на части от бесконечных междоусобиц и бардака, порождаемого размытостью власти.

Однако всё в этом мире имеет свойство когда-нибудь заканчиваться. И плохое, и, увы, хорошее. Люди трезвого ума, наблюдавшие за политической круговертью того времени, понимали, что пришедший штиль странен, хрупок и недолговечен, и во всех проявлениях природы и мира искали тревожные признаки надвигающейся грозы. А признаки эти не замедлили себя обнаружить. Монахи-пилигримы, не прекращающие появляться в Риме, недавно поведали Мароции о том, что прошлым летом мятежный Реймс, видимо, в качестве платы за грех посвящения пятилетнего ребёнка в сан епископа, накрыло невиданным градом размером с куриное яйцо 10 10 Флодоард «Анналы». , и несколько десятков человек пали замертво от метких попаданий небесных стрелков. Ещё большие несчастья землям франков принесла осень, когда от таинственного внутреннего огня заживо сгнили около сорока тысяч человек 11 11 Первая документально зафиксированная эпидемия эрготизма – заболевания, вызываемого паразитами злаковых (спорыньёй). . А уже в этом году всему христианскому люду и вовсе явилось зрелище ужасное и во все времена приводящее в дрожь: на небе появилась кровавого окраса комета, красноречиво возвещающая о том, что дни спокойствия на этой земле сочтены. Огненные гонцы этой кометы упали на святой Рим, один из них – прямиком во двор сенатора Теофилакта, и в течение ночи над дворцом самой влиятельной римской семьи горожане видели три колонны с голубками, тщетно пытавшимися погасить пламя страшной небесной гостьи 12 12 Летопись Бенедикта Сорактского. .

Увы, но явлениям небесным порой сопутствует и чья-то не слишком разумная воля, пусть и следующая принципам добра и сострадания. Под влиянием ли кроткой жены своей, так внезапно ушедшей в мир иной, под влиянием ли воспоминаний о своей пылкой влюблённости, или ошибочно считая своего визави более не опасным для себя, император Беренгарий, схоронив свою жену Анну, которой Господь отвёл считаное число дней существования в этом мире, решился на шаг, узнав о котором все видные лица итальянского государства пришли в смятение и начали готовиться к беспокойным дням: решением императора летом 921 года из Мантуанской тюрьмы была освобождена Берта, графиня Тосканская.

Надо было знать милейшую графиню Берту, чтобы понять, сколь быстро она начнёт действовать. Едва освоившись в родном замке в Лукке и ознакомившись с текущим состоянием дел, она через свою дочь Ирменгарду выказала горячее желание встретиться с её мужем, графом Адальбертом Иврейским. Не успел тот переступить порог её замка в Лукке, как Берта обрушила на него весь водопад своего красноречия, в котором было всё: и ничем не подкреплённая лесть о мнимых воинских доблестях графа, и отрицание наличия таковых доблестей у императора Беренгария, и упрёки, что неблагодарные сыновья её обрекли свою мать на тягостные муки Мантуанской тюрьмы, где гнилая солома служила Берте постелью, а гнусная червивая каша – единственной пищей. Будучи человеком внушаемым и падким на лесть, граф Адальберт целиком и полностью проникся заботами Берты, горячо одобрив планы её мести, в котором, по словам Берты, он сам стал бы главным бенефициаром победного заговора против Беренгария и вместе со своей прелестной супругой вознёсся бы на самый Олимп итальянской власти. Воодушевлённый поддержкой Тосканы, Адальберт начал вить паутину заговора столь энергично, будто помимо слов графиня Берта передала ему немалую частицу своей души.