Услышав шаги Мароции, приподнял голову и оглядел её мутными пьяными глазами один из баронов, прибывших накануне из Сполето. Мароция, забыв на время о своём сравнительном анализе, поневоле задержала на нём взгляд.
Она вспомнила о своём муже, точнее о том, кто вот уже десять с лишним лет считается её мужем. Примечательно, что она ни сном ни духом не ведала о подписанном Альберихом согласии на расторжение их брака, ибо папа Иоанн решил до поры до времени не давать этому письму ход. Сам же сиятельный герцог Альберих медленно, но верно доводил и себя, и своё герцогство до ручки, а Мароция никаким образом не могла повлиять на это гибельное скольжение в пропасть. Вернувшись после Гарильяно с долгами ещё большими, чем были до того, Альберих отгородился от всех в своём герцогстве, игнорируя приглашения из Рима и сквозь зубовный скрежет общаясь поневоле со своими соседям из Тосканы, Беневента и Вероны. Мужественный некогда рыцарь продолжал спиваться, причём компания его друзей с течением времени прореживалась всё сильнее, пока не исчезла вовсе. Впрочем, Альбериху никого уже и не нужно было. Доходя порой до белой горячки, он гонял своих слуг, и то сыпал проклятиями в адрес Мароции, то, рыдая, звал из небытия своих верных друзей, погибших от сарацинских мечей, – Кресченция, Марка и Максима. Мароция всегда с презрением и жалостью слушала новости, приходящие из Сполето.
От Альбериха мысли Мароции, повинуясь логике, перешли к её старшим детям, и она даже решила немедля навестить их. Старшие сыновья Мароции, Иоанн и Альберих Второй, неотлучно находились при ней и сегодня спали здесь же, в Башне Ангела. Покои сыновей Мароции были устроены на самом верхнем этаже башни, рядом с её спальней, поэтому далеко идти не пришлось. У дверей спален никого не было, и Мароция первым делом приоткрыла дверь комнаты Иоанна. Первому сыну Мароции шёл одиннадцатый год. При мимолётном пламени свечи Мароция оглядела полное румяное лицо сына, его каштановые волосы, его крючковатый нос, доставшийся ему в наследство от отца, папы Сергия Третьего. Она негромко вздохнула: увы, её сын не унаследовал от своей матери даже намёка на её красоту, обещая стать добродушным и заурядным толстяком. Но от этого он ведь не перестаёт быть её сыном, и мать, подойдя к Иоанну, прикоснулась губами к его теплому, слегка влажному лбу. В отношении него она уже приняла твёрдое решение – сдержать слово, данное ею возле смертного ложа Сергия, и определить Иоанна на служение Церкви.
Альберих спал в соседней комнате. Мать так же, как и секундами ранее, задержала взгляд на лице сына. Альберих был младше Иоанна на два года. Круглое лицо его обрамляли длинные белокурые волосы, не имеющие ничего общего ни с чёрными кудрями Мароции, ни с запутанными, цвета янтарного пива, космами Альбериха. Мароции не было нужды напоминать, на кого был похож её сын. Его законный отпрыск время от времени показывался в Риме, и маленький Альберих, к досаде Мароции, всё крепче привязывался к сыну Кресченция. Мальчики дружили искренней и трогательной дружбой, и мать, сколь ни пыталась, всё же не могла помешать им, какая-то незримая нить притягивала их друг к другу, они чувствовали себя больше чем друзьями, они ощущали себя действительно братьями. В то же время к своему, для всех посторонних родному, а на самом деле сводному брату Альберих испытывал заметное чувство ревности, наблюдая, сокрушаясь и не понимая, отчего именно неуклюжий Иоанн более любим их восхитительной матушкой, перед которой Альберих порой просто благоговел. Мароция ещё раз взглянула на спящего юного Альбериха и… не стала подходить к нему.
Отвратительные звуки раздались за её спиной. Оглянувшись, она увидела, как кто-то из гостей, перегнувшись через парапет крепости, громко очищал свой желудок. Черных глаз Мароции это зрелище нисколько не оскорбило, такими картинами в то время вообще сложно было кого-либо удивить. Фигура, наконец испустив из себя всё лишнее, разогнулась, и Мароция увидела одного из бургундских рыцарей, прибывших в Рим с вестями от Рудольфа, молодого короля Верхней Бургундии.
Короля Рудольфа Мароция никогда не видела вживую, но вела с ним частую переписку. Что поделаешь, враг моего врага – мой друг, а то, что Рудольф был врагом её давнего недруга Гуго, она знала лучше, чем кто бы то ни было. Мароция прониклась к нему симпатией с тех времён, когда король Рудольф, будучи ещё совсем ребёнком, прогнал из Безонтиона этого нахала Гуго, замучившего до смерти своей любовью мать Рудольфа, глупую и слабую на передок королеву Виллу. С той поры отношения между обоими бургундскими правителями только ухудшались. Надо сказать, что именно Гуго к тому моменту стал настоящим правителем Нижней Бургундии, ибо к Людовику Слепому за все эти годы не вернулись ни зрение, что само по себе не удивительно, ни воля. Рудольф вырос, окреп, и хотя, по слухам, не отличался ни сильным умом, ни воинской доблестью, тем не менее был полезен Мароции, ибо она интуитивно чувствовала в Гуго опаснейшего соперника своим планам.
Читать дальше