Александр Черенов - Из записок Лаврентия Берии

И я не выдержал:

– Чего, – говорю, – скалишься? С чем меня поздравлять? С тем, что из огня, да в полымя?! Сам, небось, не рвёшься на горящее место?! Потому что это не «горящая» путёвка в санаторий! Потому что горит здесь не только под креслом, но и под ногами! Так, что лучше помалкивай, налегай на водку и радуйся, что чаша сия – лучше той, которая тебя миновала!

И Никитка заткнулся: видимо, хоть что-то дошло.

Так, что по причине настроения, вернее, отсутствия его наличия, ни кусок не лез мне в рот, ни капля не лилась в глотку: Хозяин «попытался смягчить свою вину» хорошим обедом. Назначение состоялось – и хоть в стельку напейся, а утром всё равно «кошмар не рассеется»! Всё равно ты будешь первым заместителем наркома внутренних дел!

О том, какие завалы мне предстоит расчищать, я имел лишь самое общее представление. Это уже потом на Пленуме ЦК Хозяин скажет дословно так: «Ворошилов и его замы явно перестарались. Доверившись Ежову, они уволили из Вооружённых Сил около сорока тысяч командиров».

А пока ещё я не владел цифирью. Но для понимания того, что «дров наломали» изрядно, цифирь была не нужна. Достаточно было прогуляться по кабинетам отдельных наркоматов и учреждений: «новые всё лица». И только по одной причине: «иных уж нет, а те далече».

Мне показалось, что Хозяин полностью отдавал себе отчёт в сложности положения. Он не мог не понимать, что пресловутый «маховик репрессий» – это не «вечный двигатель». Сам он раскачиваться не будет. Значит, его кто-то раскачивает. И раскачивает умышленно. Не ошибусь, если «загляну в мозги Хозяина»: «продолжение репрессий делается уже специально для того, чтобы убрать его самого». Именно поэтому ему и потребовался человек, который смог бы затормозить каток, а по возможности и развернуть его в обратную сторону. Не в смысле, конечно, «отыграть время назад», «воскресить» и «реабилитировать». Но можно было поправить дело, определить не только «стрелочников» с «козлами», но и реальных «творцов подвигов НКВД». Можно было вернуть народ: кого – «целиком», кого – честным именем, а кого – лишь «светлым образом».

Как мне потом рассказывали знающие люди, в моём назначении Хозяина убедили две мои, не вовремя вспомянутые «доброжелателями» черты: решительность и отличное знание положения дел в Закавказье. Это произвело впечатление на него – и он произвёл меня. В замы. Замы замами, но я понимал, что воз мне придётся тащить в одиночку. Нет, не в том смысле, что одному: в том смысле, что не вместе с Ежовым, а вместо Ежова. Товарищ – пока ещё товарищ – готовился сдавать дела. Вернее, его готовили сдавать дела.

Должен признать, что сам Николай Иванович повёл себя в той ситуации достойно, если к ней вообще применимо такое определение. Я хочу лишь сказать, что он не стал суетиться у сейфа и разводить костёр в кабинете: весь компромат на себя он предоставил в распоряжение преемника в целости и сохранности. Это не Никитка, гонцы которого сейчас наверняка уже перелопачивают архивы в Москве и на Украине: «создают светлый образ посредством «ликвидации тёмных пятен».

Поскольку объём работ предстоял громадный: Хозяин желал проверить всё «творческое наследие» Ежова – я заручился согласием вождя на пришествие в НКВД группы товарищей. На «приток свежей крови», то есть. «Притекла она» в лице моих соратников по Грузии: братьев Кобуловых, Богдана Захаровича и Амаяка Захаровича, Рапавы Авксентия Нарикиевича, Гоглидзе Сергея Арсеньевича, Серова Ивана Александровича, Меркулова Всеволода Николаевича, Круглова Сергея Никифоровича, Абакумова Виктора Семёновича и некоторых других. Мужики сразу же «засучили рукава». Только не надо аналогий с образом палача. Лучше – с образом Геракла, «подписавшегося» на уборку Авгиевых конюшен. Вот, с кем надо проводить аналогии, даже при том, что, в отличие от нас, этот герой «закатывал рукава», отсутствующие у туники, ещё более условно.

Отчасти мне было жалко Николая Ивановича, но «дружба дружбой, а служба службой». Мы с ним действительно были в хороших отношениях, и приезжая в Москву, я нередко останавливался у него на ночлег. Вспоминается лишь одно неудобство, потому что всегда сверх меры: водочное гостеприимство. А так мы замечательно спелись с Николаем Ивановичем. В том числе, и в прямом смысле: у него был небольшой, но приятный голос.

Но теперь, чем больше завалов я разбирал, тем больше приходил к выводу о том, что песенка Ежова спета. И, что, в основном это был сольный номер: никакого «а капелло», никакого хорового исполнения. Это я к тому, что «перевести стрелки» на ЦК, а тем паче, на Хозяина, было «дохлым номером». Никто ведь не спускал ему плана на репрессии, никто не давал разнарядки, никто не определял персоналии и состав преступления. Да, была общая политическая установка, вытекающая из общей же политической линии, которая, в свою очередь, вытекала из общей политической ситуации. Но дальше уже Николай Иванович хозяйничал сам. Вот и нахозяйничал.