Александр Черенов - Из записок Лаврентия Берии

И вот, в один из приездов Хозяина в отпуск я напросился к нему с визитом, а заодно и с макетом. Вождь прочитал книгу быстро. Можно сказать, проглотил в один присест. Я впервые видел, как целая страница «съедалась» за пару секунд. Не «пробегалась», а именно усваивалась: разбирая недостатки, Хозяин наизусть цитировал абзацы в пятнадцать строк, «убивая» меня не только искусством быстрого чтения, но и феноменальной памятью. Наконец, он оторвал взгляд от книги, и вернул его на меня. Пока он молчал, я успел пару раз побледнеть и столько же – изойти потом. Даже моя тогдашняя субтильность не помешала мне в этом.

Наконец, Хозяин качнул головой, и, как мне показалось, не то утвердительно, не то уважительно. По счастью, это мне не показалось.

– Солидная работа, – «приговорил» вождь. – Нужная и полезная. Только название «подгуляло». «Сталин и Красная Армия», «Сталин и Хашим», «Сталин и Закавказье». Того и гляди, появятся «монументальные труды» «Сталин и мировая революция», «Сталин и остальной мир»! Сколько можно?!

Ожидавшийся мной выброс негатива состоялся. По счастью, не по той причине, по какой ожидался. Но разошёлся Хозяин не на шутку. Правда, и ненадолго. С набором опыта разнообразного общения с вождём, я уже как-то начал привыкать к тому, что за разрядкой всегда наступал покой.

Ну, как это бывает в природе, когда после ливня с громом и молнией на небе появляется солнце, унимается ветер – и наступает благодатная тишина.

В части проявления характера вождь «на все сто» соответствовал природе. Поэтому уже спустя минуту от «сброса эмоций» он был прежним: невозмутимым и даже благодушным.

– Не надо сужать вопрос, товарищ Берия. Не надо ограничивать историю революционного движения личностью одного человека. Она, история – намного богаче и многообразнее. Да и сама работа выполнена именно в таком ключе. В нужном ключе. Поэтому и название должно соответствовать. Ну, как та форма – содержанию. Поэтому оно должно быть масштабнее и академичнее.

Хозяин задумался.

– «История большевистских организаций Закавказья». Как Вам такое название?

Я не успел ответить, а вождь уже корректировал самого себя.

– Пожалуй, лучше будет: «К истории большевистских организаций Закавказья». Даже не так: «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье». Почем так скромно? Да, потому, что это – первый опыт подобной работы. Так, сказать, проба пера. Из этой книги читатель получает лишь первое, общее представление о том времени, которое вызвало к жизни большевиков, и о той работе, которую они провели в Закавказье. Это ещё не история: это – опыт истории. Исторический очерк. А полновесную «Историю большевизма в Закавказье» ещё только предстоит написать. Вы не согласны?

Даже если бы я был не согласен… Но я был согласен, о чём так прямо и заявил вождю. Хозяин улыбнулся.

– Хотелось бы поговорить с Торошелидзе. Я его когда-то знал по Тифлису. Нельзя ли его как-нибудь пригласить сюда?

– Можно.

И я рывком поднялся из-за стола.

– ??? – молниеносно отреагировал Хозяин одними глазами.

– Он здесь, батоно.

– Пригласите его, и оставьте нас наедине. До свидания.

Я вышел в предбанник, где меня дожидался бледный, как полотно, Малакия. В этот раз я впервые убедился в том, что муки творчества – ещё не самые большие.

– Малакия, Он хочет видеть Вас.

Бедный Торошелидзе вздрогнул всем телом, и, опустив плечи, побрёл в гостиную, как на эшафот. Отсутствовал он минут десять: Хозяин не тратил время даром и на старых знакомых, даже на отдыхе. Наконец, Малакия вернулся. В отличие от «того» Малакии, на котором не было лица, на «этом» оно было. Только я не смог идентифицировать все его составляющие. Там было всё, в диапазоне от радости до разочарования.

– Ну, и что? – не выдержал я, так как Торошелидзе молчал, как пень.

– Одобрил… под новым названием.

И Малакия «извлёк» из-за спины макет книги. Прощаться с Хозяином уже не было необходимости: он ведь сказал мне «До свидания», да и других ходоков набежало. Поэтому мы с Торошелидзе сразу отправились в Тифлис. Книгу сдали в набор, подписали к печати, и увидел я её уже сигнальным экземпляром у себя на столе. Не скажу, что удивлению моему не было границ: скажу лишь, что оно было, это удивление. Ведь на обложке стояло моё имя. Нет, не в названии, не пугайтесь: в качестве автора.

Я немедленно вызвонил к себе Торошелидзе. Когда он вошёл в кабинет, как всегда, робкий и с очами долу, я бросил книгу на стол.