Александр Черенов - Из записок Лаврентия Берии

После этого контрдовода Руденко уже не отлучался в Кремль: фантазии обвинения иссякли. А когда я «попросил» навалить на меня все самые значительные летальные исходы двадцать пятого-двадцать шестого: Фрунзе, Дзержинский, Нариманов, Владимиров, Красин – вопрос «о причастности Берии к гибели Мясникова» на допросах больше не всплывал. Руденко даже сподобился частично смутиться, когда я предложил ему «для страховки, если не хватит обвинений», нагрузить меня причастностью к аварии аэровагона в июле двадцать первого, когда погиб Артём. Довод – «железный»: я ведь уже работал в ЧК, а, значит, мог оказаться причастным. С учётом сегодняшних «разоблачений» меня «как заклятого врага советского народа» – «наверняка оказался»!

Поскольку у Руденко хватило совести устыдиться, думаю, что и в обвинительном заключении, и в приговоре тему причастности Берии к гибели Мясникова опустят и не осветят. Хотя байку в массы уже наверняка пустили. Чтобы о Берии говорили, как о персонаже басни Михалкова «Непьющий воробей»:

«Мол, точно вспомнить трудновато,

В каком году, каким числом,

Но где-то, кажется, когда-то

С ним что-то было под столом!»

Но вернёмся в двадцать шестой. Это был жаркий год и канун ещё более жаркого года: приближалось окончательное выяснение отношений с Троцким и компанией. Я давно уже определился с выбором: я был на стороне противников Льва Давидовича. Конечно, в Закавказье позиции оппозиции – пардон за каламбур! – были не так сильны, как в Москве и Ленинграде. Но «элемент» просачивался и к нам. Поэтому отрабатывать приходилось не только «штатную клиентуру» – агентов иностранных разведок, диверсантов и прочих «гостей из-за кордона», но и вчерашних товарищей по партии.

Насчёт товарищей – это я, конечно, образно. Не стыжусь признаться в том, и, больше того, горжусь тем фактом, что среди моих товарищей по партии троцкистов не оказалось. И не потому, что я вовремя успел «дистанцироваться на безопасное расстояние» от сомнительного элемента. Нет: их не было потому, что… не было! Кто-то в какой-то отдельный момент пошатнулся, но выправился и устоял. Так, что мои товарищи никаких «платформ» не подписывали, и на них не стояли.

Разумеется, сторонники Льва Давидовича имелись и у нас. Числом они были невелики, но горласты. Как, впрочем, и сам Лев Давидович. Только, в отличие от Москвы и Питера, здесь мы им воли не давали. Заодно не давали мы и воли рукам, уже своим. Не по причине дружелюбия: за отсутствием надобности.

К чести своей, закавказские троцкисты оказались людьми благоразумными и осмотрительными. Действовали они с оглядкой на столицы, по обстановке, то есть, бездействовали. До коллективов трудящихся мы их не допускали, митинговать разрешали в строго отведённых местах, в формате «больше двух не собираться». Словом, устроили товарищам обстановку маёвок конца девятнадцатого-начала двадцатого веков: тесной компанией, на лоне природы, под шашлык, вино, чтение прокламаций и здравицы в честь Льва Давидовича исключительно шёпотом.

После того, как троцкистов «оптимизировали» в столицах, их «товарищи на местах» угомонились быстро. И сделали они это сами, почти без нашей помощи. В этом отношении провинциальный «народ» оказался благоразумней столичного. И спасибо ему за то, что этот трезвый взгляд на предмет дал нам возможность не отвлекаться на теорию, а целиком сосредоточиться на практике, на действительно серьёзных делах. А они, таки, были, и действительно серьёзные.

Я говорю не о борьбе с правым уклоном, который, как прежде и левый, троцкистский, «уклонялся» где-то в стороне от Закавказья. Во всяком случае, нас он коснулся в значительно меньшей степени, чем обе столицы и традиционную Русь. Нет, большевики Закавказья тоже поучаствовали в «разгроме» Бухарина. Помню, ещё в начале двадцать девятого на объединённом заседании президиума Закавказского крайкома ВКП (б) и контрольной комиссии бухаринцев «заклеймили» и «пригвоздили».

А на Шестом съезде большевистских организаций Закавказья в июле следующего, тридцатого года, наши большевики даже «обставили» москвичей и ленинградцев, когда предложили не ограничиться критикой Бухарина и его сторонников, а сделать в отношении них оргвыводы. Что это значило в те времена, думаю, объяснять не надо.

К сожалению, нашлись для нас и более серьёзные дела, чем теоретические споры, пусть даже и практического назначения. В двадцать девятом вспыхнул мятеж в Аджарии, а в тридцатом по всей Грузии прокатилась волна антиколхозных выступлений. Причиной, а заодно и виной, тому были перегибы во время проведения коллективизации. Как было сказано в знаменитой статье Генсека ЦК «Головокружение от успехов», перегибы совершали товарищи на местах. Так же считало и руководство Закавказского крайкома и ЦК всех трёх республик. Эта позиция нашла своё отражение в документах уже упоминавшихся выше «мероприятий» двадцать девятого и тридцатого годов. А на Шестом съезде было прямо заявлено о том, что «правые» стараются переложить ответственность с местных органов на ЦК ВКП (б) и даже на отдельных его представителей.