– Что вдруг за сентиментальность, тебе не свойственная? – и повел своими глазами-каштанами, полускрытыми ресницами.
Александр сидел, подперев рукой подбородок, и посмеивался уголками губ.
– Сентиментальность свойственна всем. Получил сейчас урок…
– Что за урок?
– О том, что все не вечно, зыбко, непонятно и неподвластно…
– Ага, – Гефестион явно ничего не понял.
– Урок еще очень свеж, не осел в голове и не сложился в четкие выражения. Другими словами, я забыл, что ты – не само собой разумеющееся явление, навсегда мне принадлежащее. Я так к тебе привык и разбаловался, что перестал осознавать твою уникальность и ценить то счастье, которое ты мне даришь. Немножко понятно? – Александр неуверенно поднял глаза, он был смущен патетикой момента.
– Куда я денусь! – попытался отшутиться Гефестион. – Да, ну тебя, теперь и я впал в сентиментальность.
Они оба рассмеялись.
– Ну, можно идти? Ведь будешь распекать меня на собрании, если не сделаю. Ты же любитель ко мне попридираться, как ни к кому.
Это было действительно так. Александр очень строго спрашивал со своих подчиненных – дружба – дружбой, а дело – делом. Особенно с Гефестиона, чтобы у других не возникло впечатления, что к нему относятся с поблажками.
– Да, буду, еще как.
– Ну, так я пойду…
Их глаза, ведшие свои собственные разговоры, снова встретились: коричневые, как глянцевая поверхность каштанов очи Гефестиона и разноцветные, как опалы, бесстыжие глаза Александра.
– А ты скучаешь по мне? – вдруг спросил Александр.
– Но я же не буду посылать за тобой всяких раз, когда скучаю, – отшутился Гефестион.
– Нет, ты мне ответь, – его глаза изливали елей и заставляли таять все вокруг.
Гефестион подумал, какую энергию и страсть, какой мощный поток света могли излучать глаза Александра. А в гневе, что с ним иногда случалось, они могли испепелить, опрокинуть человека, подобно удару кулака. А сколько любви и нежности они могли выразить… Сейчас же они смотрели выжидательно-сладко, и эта выжидательная окраска не устраивала Гефестиона, ему хотелось только сладкой. Хотелось попробовать сразиться с Александром за эту чистую сладость. Но как?
– В тот миг, когда я, попрощавшись с тобой, поворачиваюсь к тебе спиной… я начинаю скучать и ждать следующей встречи.
– То-то и оно, правда всегда лучше, – лукаво усмехаясь, заключил Александр, который правильно прочел тайные мысли друга.
Гефестион кивнул и направился к выходу.
– Гефестион! – произнес Александр имя друга, звучание которого казалось ему прекрасней самой божественной музыки. – Я – тоже.. – И в его взгляде была чистая любовь.
Весна и лето 333 года сложились удачно для Александра и его армии. Он легко занял Каппадокию, удивительно красивую местность с просторными зелеными лугами, украшенными причудливыми круглыми скалами, похожими не те, что делают дети из морского песка. Пройдя узкие Киликийские ворота (проход между горными массивами), которые могли стать серьезнейшим препятствием на его пути, но не стали по причине трусости или недальновидности их защитников, Александр летом вошел в Киликию и мысленно поблагодарил богов за очередное проявление благосклонности к нему.
Грязный, разгоряченный маршем и жарой, он захотел искупаться в местной реке Кидн. Она брала начало в ледниках Таврских гор и отличалась очень холодной водой. Купался он не один: многие воины, поддавшись примеру своего молодого царя, с криками бросились в ледяную воду, да только скоро и вышли обратно. Александра же холод только бодрил; поначалу ему было интересно, сколько он его выдержит, а потом он освоился и не чувствовал его более. Да и вообще, в этот солнечный день он замечал только приятное – желтые кувшинки на прозрачной воде, живописные, поросшей сочной зеленью берега, веселое небо в белых облаках, на которых возлежали небожители и с завистью смотрели, как он плавает среди кувшинок, один, в обществе стрекоз.
Прошло всего лишь немногим более года с того весеннего дня, когда он метнул копье с корабля в землю Малой Азии. И вот она, взятая копьем, всяпринадлежит ему! – Героям, воспетым великим Гомером, понадобилось десять лет, чтобы со стотысячной армией (втрое большей, чем у него) завоевать одну Трою, и то с помощью хитрости и при содействии богов.
Озабоченная Перита смешно бегала по берегу, никак не решаясь зайти в ледяную воду, разрываясь между желанием и боязнью. Не зря она так волновалась, чуя недоброе своим собачьим сердцем. Александр сильно простудился, получил осложнение и заболел тяжело и опасно. Дело приняло критический оборот: даже не исключалась возможность, что царь не выживет. Врачи не знали выхода: жар, судороги, бессонница мучила Александра несколько декад и ничего не помогало! Армия разволновалась не на шутку, так как выяснилось, что Дарий собрал огромную армию и уже вышел из Вавилона навстречу растерянным, осиротевшим македонцам.
Читать дальше