Валерий Замыслов - Иван Болотников

— Аль какая зазнобушка присушила? Так выбирай, сынко. Либо казаковать, либо с девкой тешиться.

— Нет у меня зазнобы, батяня… Вот ты за казаков пасешься, кои по речке с конями поплывут.

— Пасусь, сынко.

— А можно… можно, батяня, и посуху пройти.

— Уж не на ковре ли самолете? Да где ж тут у вас посуху? — усомнился Гаруня.

— От крепости в лес есть потаенная тропа, — решился наконец Первушка. — Выведет к самой Волге.

— Любо, сынко! — возрадовался Гаруня. — Чего ж ране не поведал?

— Нельзя о том сказывать, батеня. Так мир порешил. Ежели кто чужому потаенную тропу выдаст, тому смерть.

— Круто же ваш круг установил.

— А иначе нельзя, батяня. То тропа спасения. Поганый ли сунется, люди ли государевы, а мужиков наших не достать. Тропа и к Волге выведет, и в лесу упрячет. Там у нас, на случай беды, землянки нарыты. Не одно налетье можно высидеть. И зверя вдоволь, и угодья бортные.

— Вон как… А все ж проведешь, сынко?

— Проведу, батяня. Но возврата мне не будет — мир сказнит. Так что навсегда с селянами распрощаюсь. С тобой пойду.

Крепко обнял сына Иван Гаруня и повел к атаману.

На другое утро Первушка вывел конный отряд к Волге. Затем он долго и молчаливо расставался с родимой сторонушкой.

«Простите, мужики, — крестился Первушка на сумрачный лес. — Не хотел вам зла-корысти. Знать, уж так бог повелел, чтоб мне с земли родной сойти да белый свет поглядеть. Прощайте, сельчане. Прощай, Скрытня-река!»

Положил Первушка горсть земли в ладанку, низко поклонился лесу и пошагал к казакам.

— Да ты не горюй, парень. О заветной тропке никому не скажем, ободрил Нечайка.

— Тропки не будет. Завалят ее мужики да новую прорубят.

На крутояре показался конный дозор. Казаки замахали шапками.

— С какой-то вестью, — поднялся на нос струга Болотников. — А ну греби, други, к берегу!

Челн атамана приблизился к крутояру. Казаки наверху закричали:

— С ногаями столкнулись, батька! Отбили отару баранов да косяк лошадей! Ноне с мясом будем!

— Много ли донцов потеряли?

— Шестерых, батька!

Казаки на челнах сняли шапки.

— Надо бы мясо на челны, батька!

— Добро. Яр кончится — спускайтесь к челнам!

Свыше тысячи баранов притащили казаки к берегу. Их тотчас разделали, присолили и перетащили на струги. Солью запаслись еще в острожке. Мужики, обрадовавшись лошадям, позвали казаков на варницу.

— Соли у нас довольно, век не приесть. Берите, сколь душа пожелает.

И вот мужичий дар крепко сгодился.

Часть мяса разрезали на тонкие ломтики и выставили на солнце сушить да вялить. Казаки ожили, довольно гудели.

— Ноне заживем, братцы. Это те не рыба.

Болотников же был вдвойне доволен: казаки отбили у поганых ногайских лошадей. Теперь опять все войско будет на конях.

На четвертый день завиднелись Жигулевские горы.

— Ну, слава богу, знать, доплыли, — размашисто перекрестился Болотников, жадно всматриваясь в окутанные синей дымкой высокие вершины. Сколь дней, сколь ночей пробирались донцы к грозным волжским утесам, и вот пристанище удалой повольницы рядом.

— Ко мне, есаулы!

Мирон Нагиба, Васюта Шестак, Нечайка Бобыль, Степан Нетяга да казак-собинка Иван Гаруня расселись вокруг атамана.

— Где вставать будем, други? Жигули обогнем или тут, под горами, вылезем?

— А спознаем у Гаруни, атаман. Он тут с Ермаком ходил. Сказывай, дедко.

— На Луку два пути, хлопцы, — приосанился старик. — Тут, перед излучиной, бежит река Уса. Пересекает она всю Луку и подходит истоком чуть ли не к самой Волге. То один путь, но есть и другой.

— Погодь, дед, не спеши, — перебил Гаруню Болотников. — Велика ли сама Лука?

— Велика, атаман. Ежели огибать горы и идти к устью Усы, то плыть ишо верст двести, а то и боле. Но то уже другой путь.

— Много, дед. Без дозоров плыть двести верст рисково. Можем и на стрельцов нарваться. Бой принимать — казаков терять. Не за тем мы сюда пришли. Не лучше ли на исток Усы перетащиться? Далече ли река от Волги?

— С версту, атаман.

— Верста нас не затруднит, перетащимся. Как, есаулы?

— Перетащим, батько. Огибать не станем. Пошто дни терять?

— Вестимо, други. Веди, дед.

Гаруня шагнул на нос. Долго вглядывался вдоль правобережья, изронил:

— Пожалуй, вскоре можно и приставать, атаман. Кажись, подходим.

Гаруня постоял еще с полчаса и взмахнул рукой.

— Прибыли, хлопцы! Зрите дубраву? Тут и станем.

Над Волгой пронесся зычный атаманский возглас:

— К берегу, донцы-ы-ы!