Константин Кураленя: Казна Империи

Бараки встретили нас роем комаров и мух. Но всё же это была не баржа. Место мы заняли в укромном углу. Оказалось, что мир не изменился и за всё надо бороться. Даже за засиженный мухами угол.

–

Послухай, братва, не в хипешь, но эта плацкарта уже занята, – послышался прокуренный, с блатной хрипотцой голос за нашими спинами.

–

Конечно, занята, – спокойно полуобернулся комбриг. – Нами!

– Ну, вы в натуре на шухер нарываетесь, – продолжал сверкать фиксой молодой арестант. – Здеся при каждых отсидках сам Ливер останавливается. Можно сказать, это его личные апартаменты.

– В стране победившего социализма всё общее, – произнёс я внушительно, – а тем более цугундер. Уж этой-то жилплощади государству для своих подданных не жалко. Интересно, как тут мог проживать на прошлых отсидках Ливер, если город начали строить всего лишь год назад?

– А что, гражданин Ливер и сейчас здесь? – поинтересовался комбриг.

– Стал бы я с вами базлать, – ловко сплюнул на пол фиксатый.

– Вы, пожалуйста, извинитесь за нас перед этим гражданином, – продолжил комбриг, – и попросите его на этот раз подыскать себе другое место.

Фиксатый от неожиданной наглости оппонентов на несколько мгновений остолбенел. А мне данная ситуация напомнила далёкий восемнадцатый год, когда шайка пьяных анархистов пыталась выселить нас из купе.

– Э, ханурики, вы никак меня только что послали на … ? – ляпнул он первое, что пришло на ум.

– Какой догадливый, – притворно удивился комэск.

– Доброго пути тебе, парень, – подтвердил я указанное направление.

Несколько минут урка высказывался на непереводимом лагерном фольклоре. Смысл его речи сводился к тому, что он имел беспорядочные половые связи со всеми нашими родственниками и даже домашними животными, а мы попали, и очень круто.

Его словоблудие прекратил лётчик Саша.

– Слушай. Надоел. Все полы тут слюнями забрызгал, – и мощной правой отправил парламентёра за приграничную территорию.

– Политические наших бьют! – раздался истошный вопль одного из урок.

– Врагов народа на перо! – поддержали его другие.

Что тут началось! Дрались все. В наносимые по челюстям и рёбрам удары каждый вкладывал всю накопившуюся за время нечеловеческих унижений и мытарств злость.

Мы стояли стеной. Один лишь Абрам в силу своей сугубо гражданской профессии не мог принимать участия в боевых действиях. Но он оказался незаменим в группе поддержки, и его меткие высказывания выводили врага из себя и слепо бросали на наши кулаки.

– Мать вашу перемать! – растерянные крики конвойных только подзадорили беснующуюся орду. И драка вошла во вторую фазу. Ввиду того, что все колюще-режущие предметы были предусмотрительно изъяты, в бой вступила тяжёлая артиллерия в виде досок от нар и прочего подручного материала.

Это надо было видеть! Только русский человек может так самозабвенно снимать накопившийся стресс. Все свои невысказанные обиды и ненависть к прошлым вынесенным унижениям и страхам арестанты выплёскивали на себе подобных.

Но конвой тоже был не лыком шит. Опыт в подобных мероприятиях, похоже, имел. Забухали выстрелы. С потолка и стен в разные стороны полетели щепки.

– На пол, сволочи! Следующий залп будет ваш! – раздался усиленный рупором голос.

Толпа словно нехотя стала валиться на залитую кровью и соплями землю. Когда все дышали носом в пол, в бой вступила лёгкая кавалерия. Злые надзиратели под прикрытием своих товарищей с оружием ворвались в барак и стали учить уму-разуму всех, кто попадал под горячую руку. Досталось и мне. Итогом сражения явились несколько вытащенных на улицу тел и наше окончательное закрепление на занимаемых рубежах.

Фиксатый, зияя тёмным провалом на месте бывшей фиксы, прошепелявил:

– Ну, суки политические, умоетесь ещё кровушкой. И ты, Вурдалак, попомни, братва измен не прощает.

Ого! Меня, оказывается, неплохо знают. А каких измен? Ах да, я ведь сижу по обычной уголовной «баклан- ке»! Значит, по всем понятиям должен был встать на сторону правильных пацанов.

–

Чегой-то ты там просипилявил? – притворно приставил ладонь к уху лётчик Сашка. – Иди сначала зубы вставь, а потом милости просим на переговоры.

После этой стычки население барака разделилось на два лагеря. Все нормальные мужики переселились в нашу половину, а блатные обосновались под крылом Ливера и его подручных. В бараке наступило временное перемирие.

Руководство пересылки, опасаясь, что возникшие противоречия перерастут в настоящую войну, постаралось как можно быстрее отправить нас по лагерям.