Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том седьмой

– Он стал диванной собакой, – улыбнулась Леона, – хотя он молод, ему всего шесть лет…

Леона появилась в парке Горького со стороны Нескучного сада. Вернувшись в Москву в августе, она навестила тайник у заброшенного фонтана работы Витали. Из сообщения, оставленного коллегами, Леона узнала, что Джошуа покинул Москву. Женщина облегченно выдохнула:

– Хорошо. Девушка, скорее всего, была подсадной уткой Комитета. Получается, что я спасла Джошуа, – она покраснела, – прекрати так думать о нем, это мерзко, – в ответном сообщении она известила посольство об очередном вояже Паука. Леона понятия не имела, куда Гурвич ездил в августе, однако отметила его хорошее настроение.

– Где бы он ни был, его задание увенчалось успехом, – хмыкнула женщина, – а теперь в сейфе появились документы о так называемой группе «А», – Леона сфотографировала копию приказа за подписью Андропова, в котором Гурвич назначался куратором нового подразделения. Командиром группы стал известный Леоне герой событий на острове Даманском, бывший пограничник Бубенин.

– У него тоже звание Героя, – вспомнила Леона, – он лучший приятель Гурвича, – муж, впрочем, никогда не приглашал домой друзей.

– Из соображений безопасности, – Леона остановилась, – по тем же соображениям мне запрещено заводить подруг, но мне и негде взять подруг…

Она скучала по разговорам с кузиной Луизой, по вечерним посиделкам с Джошуа и Хаимом.

– Хаим не прилетит во Владивосток, – поняла Леона, – он перешел из президентской охраны в ЦРУ, и американцы не засветят здесь товарища Флори, – подумав об американцах в третьем лице, Леона мрачно поздравила себя с, как называли это в ЦРУ, полным успехом.

– Мадам предупреждала меня, что так случится, – она повезла коляску дальше, – я полностью ассоциирую себя с Советским Союзом, – на филологическом факультете МГУ ее считали возвращенкой, выросшей в эмигрантской семье.

– В вашей семье, наверное, русский язык не был в ходу, – заметил ее научный руководитель, – слышно, что вы учили его в юности, – Леона развела руками.

– Моя мать американка, дома мы говорили по-английски… – профессор пожевал губами.

– Есть примеры отличного владения обоими языками одновременно. Взять хотя бы… – он оборвал себя.

– Он хотел сказать, что Набоков пишет по-русски и по-английски, – поняла Леона, – но Набокова в СССР упоминать запрещено… – Леона приходила на кафедру только изредка.

– Они отлично выдрессированы, – женщина скривила губы, – никто не спрашивает, как я оказалась в СССР и чем я занимаюсь, – она ухаживала за Симочкой, помогала Моте с уроками, гуляла с собакой и готовила ужины.

– Я словно стептфордская жена, – разозлилась Леона, – Гурвич разрешил мне защитить диссертацию, но он никогда не позволит мне преподавать, – Леоне хотелось услышать треск телефонных аппаратов в конторе 1-800-Зильбер и постоять с сигаретой на балкончике, под грохот поездов метро.

– Скоро мы вернемся домой, – сказала она дочке, – ты пойдешь в детский сад в Бруклине, а не в местное заведение, где трехлетним малышам забивают уши чепухой о Ленине… – на Крымском мосту висели портреты вождя. Владимир Ильич пристально смотрел на Леону. Ветер взметнул подол ее норковой шубы, Леона сверилась с часами.

– Мотя приедет домой с продленки, – перейдя во второй класс, мальчик легко освоился с метро, – надо заняться обедом и закончить работу с документами из сейфа, – в последнее время ее просили фотографировать все бумаги с упоминанием Афганистана.

– Вряд ли Гурвич полетел туда, – хмыкнула Леона, – скорее всего, он занимается встречей во Владивостоке. Хотя переговоры в конце месяца, а он обещал скоро вернуться, – Леона взглянула на свинцовую воду реки.

Непогода разогнала пешеходов, мост опустел. Набухшие снегом тучи повисли над Кремлем. Тускло сияли рубиновые звезды на башнях. Поежившись под острым ветерком, Леона услышала из коляски недовольное хныканье.

– Сейчас придем домой, – она свернула на набережную, – потерпи немного… – Леона направилась к мощным стилобатам на Фрунзенской.

Остров Возрождения

Белый халат блистал крахмальной свежестью. Поведя плечами, Саша остановился перед железной дверью. Замигала красная лампочка, на него повеяло запахом дезинфекции.

– И лекарствами, – он принюхался, – я никогда не был в этой части острова, – прилетев на Аральское море третьего дня, он пока не видел академика Мендеса.

– Давид Самойлович занят, – объяснил местный коллега, курирующий институт, – вам придется подождать вызова в лабораторию, – Саша взглянул на заснеженные ступени террасы.