Владимир Андрианов - Под стягом Никлота. Историко-приключенческий роман

Вот уже пятый день сидит Кирилл в тюрьме. Кто-то заколол начальника городской стражи Брю́кнера, который часто незаслуженными штрафами досаждал горожанам, и особенно заморским купцам. Убийство произошло на Английской улице, неподалёку от места трагической гибели Степана Шалого и Ханса Хорнера. В груди у Брюкнера торчал кривой кинжал. На рыбьего зуба рукояти была выбита моногра́мма – русские буквы «К. Ш.». Стали искать убийцу среди русских торговых людей. Купцы, жившие на Торговом Дворе, сразу признали оружие Шалого-младшего: видели не раз у него на поясе дорогую вещь старой индийской работы.

Сам Кирилл не отрицал, что кинжал его. Но как он оказался в груди у Брюкнера – понятия не имел! Да, он был на Английской улице в тот злополучный вечер, провожал Сабину домой. Однако Брюкнера не убивал. Кинжал же потерял накануне, в порту, когда с Про́кшей Ло́мовым грузили товар. Но судья и слушать ничего не хотел. Куда там – все улики налицо! Поди докажи, что ты чист пред Богом и людьми.

Кирилла взяли под стражу в день похорон Шалого и Хорнера. Н́е дали даже по-человечески с ними проститься. И с Сабиной тоже. Теперь ему грозит смертная казнь. Хорошенькое дельце – умереть ни за что ни про что в неполные девятнадцать лет!..

…Взяв пирог, Кирилл принялся машинально жевать. Кусну́л раз, другой. Неожиданно зуб попал на что-то твёрдое. Кирилл разломил пирог и увидел небольшую железную пилку. «Сабина! – осенила догадка. – Это она, лю́ба моя единственная. Кто же ещё мог придумать такое кроме неё. Умница!». Кирилл вдруг вспомнил, как смотрела на него девушка на кладбище. В безутешном горе она выплакала все слёзы. В сухих с покрасневшими веками глазах залегла глубокая печаль. Но взгляд их говорил: «Чтобы ни случилось, я всегда с тобой, милый!» . А когда стража уводила Кирилла в городскую любе́кскую тюрьму, Сабина обняла его и, поцеловав, шепнула: «Сеющий слёзы радость познает. Жди – и спасенье придёт!»…

…Покончив с ужином, Кирилл подошёл к двери и прислушался. Ни звука. Быстро вернувшись, придвинул к окну стол и, взобравшись на него, начал подпиливать решётку…

Получив тревожные вести от купцов и лазутчиков, Никло́т созвал Большой Совет. В тронном зале Великиградского дворца собрались старейшины ободритской земли. Просторное помещение украшали искусно вырезанные фигуры зверей. По стенам, раписанным сценами войны, жатвы и охоты, висели медвежьи шкуры и почётные бранные трофеи – длинные баварские мечи и мизереко́рдии 80, золочёные до́ньские 81шлемы, панцири и кольчуги, боевые топоры, разноцветные щиты и самострелы. Пространство между ними занимали рога лосе́й и оленей, туров и кабанов.

Один за другим входили знатные ободритские мужи, умащивались на тяжелые скамьи вокруг гигантского стола. Не раз в этом зале решали они важные дела, совместно справляли праздники, а долгими зимними вечерами и в осеннюю непогодь пили мёды, слушая певцов и сказителей…

Никло́т за́нял место во главе стола. По правую руку от него расположился брат Любомир, сыновья Прибыслав и Вартислав, старейшины Ми́лидух, Вя́чко и У́до. По левую сели тысяцкие Де́рван с Лаври́той и прибы́вшие от гольза́тов 82из Вагрии 83Фе́ргот и Ма́ркрад.

Никлот поднялся с трона и окинул взором собавшихся.

– Донесли мне верные люди – Генрих Лев, Ка́нут и Свейн идут на нас. Сто тысяч конной рати скоро будут здесь. Из Гамбурга и Бремена тайно прибыли караваны лодей с оружием и припасами. Адольф II, граф Голштинский, недавний наш союзник, нарушил слово – позволил им стать в Любе́ке у дальних вы́молов 84. Оттуда намечает враг доставлять всё на потребу ратникам и лошадям.

Никлот задумался, а затем продолжил:

– Беда грозит не только нам. Другое войско под началом Адальберта Медведя Аска́ния готово обрушиться на братьев наших лю́тичей и Поморье. Сам папа Римский Евгений III призвал во что бы то ни стало на этот раз стереть с лица земли или веру нашу, или род славянский. Что мыслите, отцы?

Первым взял слово Ми́лидух.

– Ждать, когда враг придёт и разорит землю нашу, нельзя. Надо опередить звериную свору! Закопаем добро, уведём в леса и укреплённые гра́ды людей и скот. Дома и постройки сожжём, дабы не оставить воинам Христовым ни одного человека, ни одного куска хлеба, ни клочка сена. На голодное брюхо не очень-то повоюют!

– Княже! – младший сын Никлота Ва́ртислав нетерпеливо вскочил со скамьи. – Вели разгромить Любе́к! Раздавив осиное гнездо, мы обезопасим себя с Запада.