Владимир Бахмутов - Жизнь и судьба Семёна Дежнева

… В результате жестокий, кровавый поход хабаровского воинства по Амуру, недобрая память о котором до сих пор хранится в фольклоре амурских народов, превратился в невнятное повествование о борьбе русских с маньчжурами, а сам Е. П. Хабаров, на редкость сложная и противоречивая фигура, вот уже несколько десятилетий рисуется исключительно розовыми красками. Из «отписок» убрано все, что, по мнению публикаторов, могло бы бросить тень на портрет этого человека. Между тем список жестоких «деяний» Хабарова обширен. Упоминания о пытках, которым подвергал он нередко своих пленников, о разбоях и грабежах, которые чинили казаки в завоеванных улусах, встречаются на многих страницах. Стремление не запятнать белоснежные ризы русского землепроходчества отчетливо прослеживается во многих опубликованных в последние десятилетия документах.

… Историкам еще предстоит скрупулезно разбираться во всех тонкостях и перипетиях этих вопросов, – завершает свою статью В. А. Тураев. – Пока же совершенно очевидно одно: историческая правда требует объективного освещения многих страниц русского «взятия» Сибири и Дальнего Востока, развенчания многих идеологических мифов, сформировавшихся в общественном сознании в последние десятилетия. И первое, что надлежит здесь сделать, – это вернуть историческим документам их первоначальное содержание».

В. А. Тураев далеко не единственный из видных историков, кто разделяет такое мнение. Б. П. Полевой, – доктор исторических наук, исследователь Дальнего Востока, опубликовавший более 300 научных работ, в их числе – многочисленные статьи о ранних экспедициях русских землепроходцев в бассейн Амура, писал в одной из своих последних работ: «…Нам необходимо как можно скорее освободиться от последствий весьма странного культа Хабарова, мешающего нам восстановить историческую правду о его амурских походах». По сути дела эта статья, опубликованная в 1998 году, была завещанием Бориса Петровича. Он умер в 2002 году.

Подобного рода претензий в отношении действий в Сибири Семена Дежнева никогда не высказывалось. Это и не удивительно, поскольку его служба во многом имела иной характер. Не может не вызвать уважения и даже удивления многолетнее пребывание Дежнева на крайнем севере в условиях суровой природы, бытовой неустроенности, многочисленных стычек с воинственными аборигенами, его мужество, долготерпение, физическая крепость, неиссякаемое стремление сколотить состояние, чтобы безбедно прожить остаток своей жизни. Его отписки при публикациях не только никогда не купировались, но даже наоборот, – из – за краткости и не полной ясности содержавшихся в них сведений о его походе на Анадырь дополнялись разного рода комментариями публикаторов.

Тем не менее, многие эпизоды его деятельности, нашедшие отражение в исторической и художественной литературе, носят неубедительный, спорный, выборочный характер, вызывающий вот уже в течение более трех столетий неутихающую дискуссию среди исследователей. Речь идет, прежде всего, о его первенстве в открытии пролива между Азией и Америкой. И дело здесь вовсе не в том, что такая позиция непатриотична, ущемляет достоинство русского человека. Известно, что в июле 1661 года, то есть через двенадцать лет после похода Дежнева, на Анадырь на двух кочах прошел морем якутский казачий десятник Иван Меркурьев сын Рубец. Об этом подробно писал Б. П. Полевой. Эти сведения объективны, подтверждаются архивными документами и не вызывают споров. Таким образом, приоритет в открытии пролива остается за русскими людьми. Но сейчас речь не об этом, речь – об исторической правде похода Дежнева.

В течение столетия после смерти Дежнева никаких сведений о его походе не появилось ни в русской, ни в зарубежной печати.

Правда, некоторые исследователи, в частности – Лев Демин в своей книге «Семён Дежнев», высказывали суждение, что первым иностранцем, писавшим о Дежневе, был Юрий Крижанич, – х орватский богослов, священник – миссионер, лингвист, и сторики писатель.

Это был широко образованный для своего времени человек. Он окончил Венскую семинарию, изучал богословие и юридические науки в Болонском университете в Италии, владел латинским, греческим, немецким и итальянским языками. В России его называли «сербенином» (сербом), хотя в действительности он был не сербом, а хорватом.