Павел Долохов - Снег в Техасе

Кадеты и младшие офицеры сгрудились в актовом зале.

– Где оружие? Где командиры?

Григорий обратил внимание на насупленные лица солдат, стоявших без строя на плацу.

– Господа офицеры!

Гул смолк.

В зал вошел полковник Знаменский и штаб-офицеры.

– Господа, прошу внимания. Временное правительство в Петрограде свергнуто. Бо́льшая часть войск в Москве, включая артиллерию, находится под контролем Совета рабочих и солдатских депутатов. Мы окружены. У нас нет оружия.

В зале наступила тяжелая тишина.

Вперед выскочил поручик Краузе и закричал истерически:

– Предательство! Принимаю командование на себя! Все, кто верен присяге, шашки наголо и вперед, за мной! Смерть иудам!

Раздался спокойный голос штабс-капитана Рыбникова:

– Господин поручик, вы пьяны. Опустите оружие.

Полковник выдержал паузу и продолжил:

– В настоящий момент комендант города ведет переговоры с Советом. Нам предлагается свободный выход из города с сохранением личного оружия. Пролития братской крови я не допущу.

Опять наступила тишина, и кто-то спросил:

– А куда с оружием?

И зал ответил в голос:

– На Дон! К Каледину! За честь и достоинство!

У выхода кучковалась группа офицеров. Кто-то взял Григория за плечо:

– Ты на Дон?

– Я со всеми.

Григорий вместе с подпрапорщиком Зуевым идут вниз по Тверской, в сторону Кремля. День не по-осеннему теплый, солнечный. На углу Охотного Ряда, у стены дома, толпа. Все больше солдаты в обмотках. Прилично одетых людей не видно. Григорий и Зуев протискиваются вперед. На тумбе с объявлениями криво приклеенный лист оберточной бумаги. На листке крупными неровными буквами напечатано:

«Граждане и товарищи!

В Петрограде свергнуто и арестовано буржуазное Временное правительство помещиков и капиталистов. Керенский бежал. Всю власть взял Съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Он принесет мир народам и землю крестьянам, отдаст рабочим фабрики и заводы.

Сознательные рабочие, крестьяне и солдаты Москвы! Завершим начатое дело! Добьем без пощады врагов пролетарского дела! Все с оружием в руках на Скобелевскую площадь!»

Григорий взял за край листка и потянул. Приклеенный мучным клейстером листок легко отошел. Григорий смял бумагу и искал глазами, куда выбросить. Толпа вокруг них густела.

Стоявший ближе других чубатый солдатик в сдвинутой набекрень папахе схватил Григория за грудки:

– Не трожь проклимацию, офицерская сволочь!

Григорий оттолкнул солдатика и опустил руку в карман, нащупал револьвер. На него набросились трое, скрутили руки, вытащили револьвер из кармана. Рядом натужно хрипел и отбивался Зуев:

– Германские шпионы! Предатели! Сволочи!

– Бей их! Кончай на месте! – В толпе защелкали затворы ружей.

Выбился вперед пожилой рабочего вида человек с красной повязкой на рукаве.

– Спокойно, граждане! Никакого самосуда! Отведем их в Совет. Пусть их судят по революционному закону.

Толпа одобрительно загудела. Григорьеву и Зуеву связали руки. Человек двадцать солдат в расстегнутых шинелях, с ружьями наперевес повели их к назад по Тверской – к Скобелевской площади.

Наступали ранние осенние сумерки. На Тверской зажглись огни магазинов и кафе. У входа в ресторан Григорий заметил знакомого журналиста. Тот его узнал, бросился было навстречу, но, увидев вооруженных солдат, испуганно метнулся прочь.

На Скобелевской площади, у генерал-губернаторского дома, шеренга автомобилей. У машин люди в кожаных френчах. Пропускают только тех, кто показывает какие-то красные бумажки. Дали знак остановиться:

– Кого ведете?

Один из солдат затараторил:

– Срывали объявления советской власти. Агитировали за царя…

Человек в коже тихо выругался:

– Шлепнули бы на месте! В общем так, арестованные и вы, – он показал пальцем на солдата, – со мной. Остальные – расходитесь!

Им развязали руки. Они поднимаются по широкой лестнице генерал-губернаторского дома, проходят анфиладу комнат. Там все буднично, словно и нет революции. Барышни стучат на «Ундервудах», молодые люди снуют с папками.

Их приводят в кабинет. За огромным столом, заваленным бумагами, лысоватый человек в очках. По виду – мелкий чиновник.

– В чем дело, товарищи?

Человек в коже путано объясняет:

– Задержаны революционными солдатами… За срыв прокламаций… Вели пропаганду за царя, за войну…

Очкастый его перебил:

– Оружие применяли?

Солдатик вышел вперед: