Виктор Вассбар - С нами Бог

– Так пошто, ваше благородие, тогда наша конница надысь полегла вся?

– Это кто же вам сказал такое?

– Так слухи ходят, будто целый эскадрон немцы побили.

– Не правильно вы поняли, братцы. Побили, эскадрон… только германский… разнесли его в пух и прах артиллеристы нашего соседнего полка. Наскочили драгуны на запрятанные пушки соседей, вот всех их и покрошили наши доблестные артиллеристы, как капусту в корыте.

Среди солдат раздался радостный смех, – гордость за наших артиллеристов.

Немецкие зверства.

– Здорово он это выдумал. Вот, что значит военная династия.

– Да-а-а! – качнув головой, протянул Кудрихин. – Немец он хоть и враг, а поучиться у него есть чему. Вот смотри, Кирилл, как он хитро воюет. Словно хамелеон. Подстраивается под местность, ежели снег, надевает белые балахоны, ежели лето, обвешает себя сучками, ветками, словно лесовик какой становится, – весь мохнатый и зелёный. А к осени жёлто-ржавый. Поди, высмотри его в лесу, вот наши и напарываются на такие засады, когда в разъездах или в разведке.

– Если бы ещё это… у них каждый офицер лучше нас снабжён. У каждого карты местности, подзорные трубы усовершенствованные, – вздохнув, проговорил Кирилл.

– Это, конечно, так. Только тут надо учитывать то, что они к войне готовились… втихушку, вот и слади всё до́бре, а всё ж таки мы их бьём и бить будем.

– За счёт смекалки солдатской и стойкости его.

– И веры российского народа в справедливость войны, – добавил Тимофей, – а учиться у врага нужно. Приду в свой взвод, буду, как Николай Лошнов своих обучать всем премудростям военным.

– Вот об этом я и начал разговор. Только кроме премудростей надо в наших солдатах злобу к немцу развивать.

– То-то можно подумать наш солдат не злой на него. Из-за него все мы оторваны от дома, от семьи, от дела любимого.

– Так-то оно так, только всё равно солдату надо разъяснять зловредную сущность врага, – настаивал на своём Кирилл.

– И как же ты её будешь разъяснять? Сам-то много ли о ней знаешь.

– А тут, Тимофей, особых знаний не надо. У нас солдат в массе своей грамоте не обучен, вот я и буду своему взводу зачитывать газеты… в них много о зверствах немцев. Взять хотя бы последний номер «Русских ведомостей», там об этом хорошо написано.

– Ну-ку, ну-ка, поведай, – заинтересовался Кудрихин. – У меня последнего номера нет.

– Так его ни у кого ещё нет… В штабе дивизии вчера был, вот и разжился… свежим номером. Сегодня своему взводу почитаю, завтра приходи, тебе передам.

– Завтра не могу, взвод в караул идёт… вот если бы сегодня…

– Дал бы я тебе её на сегодня, только и мой взвод завтра весь день занят, – с сочувствием другу, ответил Кирилл, и вдруг порывисто. – Мысль есть. Вот тут, – указав на приваленное к забору дерево, – давай присядем, прочитаешь газету и по памяти перескажешь своему взводу.

– Хорошая мысль! – откликнулся Тимофей.

Вечером этого дня прапорщики Сокуров и Кудрихин знакомили своих солдат со свежим номером газеты «Русские ведомости».

– Особоуполномоченный российского общества «Красного Креста» князь Куракин, – читал прапорщик Сокуров, – препроводил в главное управление «Красного Креста» бумагу следующего содержания:

«К многочисленным немецким зверствам можно добавить ещё одно, выходящее из ряда вон по своей бесцельной жестокости и бесчеловечности. В гродненском районе театра военных действий, при отступлении немцев и при нашем наступлении из деревни Новосёлок на фольварк (хутор, мыза, усадьба, обособленное поселение, принадлежащее одному владельцу, помещичье хозяйство), Рогожин, находящиеся за Новым Двором, у деревни Хильмоны несколько наших раненых попало в плен к немцам, которые были помещены в халупах, – в фольварке Рогожин. Халупа состояла из двух комнат. В одной, – лучшей и более просторной, – помещены были немецкие раненые и при них находился врач с санитаром, тогда как наши валялись в страшной тесноте, голодные, неперевязанные, без всякой помощи. Среди раненых находилось двое, знавших несколько слов по-немецки. На их просьбу сделать им перевязку врач-немец грубо и насмешливо заявил, что у них нет для русских перевязочного материала.

Не довольствуясь этим, немцы пошли дальше в жестокости: они поснимали с несчастных сапоги, отняли сахар, консервы, чай, табак. Некому было бы подать напиться воды, если бы не случайно попавший в плен здоровый наш солдат, взявший на себя роль санитара при наших раненых.