Виктор Вассбар - С нами Бог

Кирилл стоял, из его глаз лились слёзы, и он не замечал их.

– Молоденький, какие они все молоденькие, – услышал Кирилл рядом с собой скорбный женский голос и вышел из оцепенения. – А ты поплачь, поплачь, касатик. Может быть, по нему и плакать некому, а так душе его легче будет… на чужбине-то.

Остаток дороги до Бреста Кирилл ехал в задумчивости. С ним разговаривали, что-то ему говорили, он отвечал, как на автомате и видел носилки, на которых, прикрытый белой простынёй лежал неизвестный ему герой.

Пройдут дни, за первым погибшим героем пойдёт череда других воинов, отдавших свою жизнь отчизне. Кирилл уже не будет оплакивать их, он будет просто скорбеть, ибо сольётся с войной, но того убитого солдата, первого увиденного в войне, увиденного на перроне станции Минск он запомнит на всю свою короткую жизнь.

Первый бой.

Прибыв в Брест, молодые прапорщики пожали друг другу руки и, согласно предписаниям, направились в свои воинские части. Сокуров Кирилл Мефодьевич, Кудрихин Тимофей Ильич, Пучков Яков Александрович, Баньков Максим Петрович и Лошнов Николай Иванович были направлены в 21-й пехотный Муромский полк, 6-й пехотной дивизии, 15-й армейского корпуса, 2-й армии. Остальные их товарищи были распределены по другим частям этой же армии.

По прибытии в Муромский полк, находящийся во втором эшелоне, прапорщики были распределены по батальонам, где им подчинили взвода. Начались военные будни. Но уже через три недели – в конце апреля 6-й пехотной дивизии было приказано выдвинуться на юго-западную окраину Плоцка и занять оборону на правом берегу Вислы.

По прибытии на место сосредоточения командиру разведывательного взвода прапорщику Банькову было приказано разведать позиции врага на занимаемом им левом берегу Вислы. В разведку был отправлен опытный разведчик Червяткин.

Переплыв в темноте на противоположный берег, разведчик наткнулся на труп русского солдата-знамёнщика. Тут же лежало знамя полка.

Отрезав знамя от древка, Червяткин обмотал им себя, сверху надел свою амуницию и отправился далее. Продвигаясь вперёд, был освещён прожектором со стороны немецких позиций и взят в плен. До утра русский разведчик был помещён в небольшом блиндаже под охраной одного часового. В середине ночи часовой уснул, этим воспользовался Червяткин и бежал.

Пробираясь между спавшими солдатами, увидел среди них знаменщика, около него лежало знамя. Перочинным ножом отрезал знамя от древка, выбрался из траншеи и тихо пополз к реке. Проползая мимо рощи, обнаружил артиллерийскую батарею противника, замаскированную в ней.

– Теперь я не имею права погибнуть. Я обязан доставить эти важные сведения в полк, – сказал себе разведчик и резким рывком устремился к реке, но, достигнув вражеский берег, снова был освещён немецким прожектором. Посыпался град пуль, одной из которых Червяткин был ранен в бок, но ему всё-таки удалось преодолеть реку, выйти к своим позициям и вручить прапорщику Банькову два знамени – русское и немецкое, и донести разведывательные сведения. За этот подвиг рядовой Червяткин был награждён Георгиевским крестом 4-й степени.

Разведданные, добытые Червяткиным, очень пригодились артиллерии полка в ночь следующих суток, когда немецкие войска предприняли форсирование Вислы под прикрытием своей артиллерии.

В эту ночь – с 1-го на 2-е мая на позиции 21-го пехотного Муромского полка обрушился ураганный артиллерийский огонь немецких батарей. Тотчас на него ответила батарея 76-мм полевых орудий капитана Кучерова. Через двадцать минут артиллерия противника была подавлена. Вот как об этом бое рассказывал сам командир утром 2-го мая.

– Сегодняшняя ночь для меня был величайшим праздником. В 23.30 я первый из бригады открыл огонь по двум австрийским батареям на дистанции 1,600 саж. Другие батареи нашей бригады не стреляли; только одна 1-я, час спустя стала стрелять по пехоте на переправе. Эти две батареи выследил наш разведчик ещё сутки назад, я заранее подготовил данные для стрельбы, и как только немецкая батарея открыла огонь – уничтожил её. Это был великий для меня праздник. Я видел разрывы моих снарядов и панику среди немецкой артиллерийской прислуги. По сведениям от лиц, близко наблюдавших стрельбу, потери немецких батарей огромные, они полностью разгромлены. Меня обнимали, целовали, жали руки, кричали «ура». Думаю, что своими действиями я уберег от расстрела наш полк. У меня потерь не было. По показаниям пленных немцев, огонь мой был убийственный. Немцы в паническом ужасе бежали от орудий, бросались на колени, плакали, молились. С рассветом с позиций немецких батарей выехал целый обоз с ранеными и убитыми. Говорят, тяжело ранен один батарейный командир. На месте их бывшей стоянки полный разгром: разбитые повозки, убитые лошади.