Станислав Хабаров - Наши корабли

Радости нет конца. Мы в международном вагоне с Дальнего Востока пересекаем всю страну. Я представляю, что наш вагон это – наш корабль, в котором мы плывём сквозь разные пейзажи. Мы – это семья военнослужащего: мои отец, мать, я – дошкольник и брат, которому полгода отроду. На Урале, в городе Кирове, бывшей Вятке, где традиционные механические заводы, на вокзале торгуют их побочной продукцией – чудесными заводными игрушками. Мне, восьмилетнему подростку как раз и покупают такую, и я, счастливый и радостный, вбегаю с ней в вагон. Мне хочется показать её всем, поделиться, похвастаться. Но все, приветливые обычно пассажиры сгрудились у тарелки репродуктора в конце вагона.

– Тише, – неожиданно строго говорят мне, – война.

Как не ожидали войну, она началась всё-таки неожиданно. Помню, предвоенные зрелища на стадионах, бойцы в маскировочных халатах. Помню, предвоенные песни о войне. И вот война.

«Двадцать второго июня,

Ровно в четыре часа

Киев бомбили,

Нам объявили,

Что началася война», – пела Клавдия Шульженко.

Представления о войне и масштабах её были столь наивными, что мы продолжали ехать в отпуск на запад, миновали притихшую Москву и дальше, на юг, в Днепропетровск, на Украину, где в пригородном посёлке Воронцово мои дедушка и бабушка ожидали моего отца, любимого младшего сына, уехавшего по призыву служить на Дальний Восток, невестку – мою мать и нас, дальневосточников по рождению. В саду в ожидании гостей стояли черешни, укутанные марлей от птиц.

Родителей матери уже не было в живых, хотя она сама была из этих же мест. Родители матери в голодные годы умерли и их осталось пятеро девочек- сирот. Старшая, восемнадцати лет, оправилась добывать продовольствие на юг, среди других мешочников, но погибла, сорвавшись со сцепки переполненного поезда. И остались девочки одни, а старшей из них, моей матери было в ту пору четырнадцать лет. Она стала матерью для остальных, сумела всех вырастить и поставить на ноги, а потом вышла замуж и уехала на Дальний Восток. И вот война.

В Днепропетровске отцу разрешили остаться на пару дней. Уже начались бомбёжки. Ах, эти горькие минуты прощания. Бабушку и дедушку мы больше не увидели. Оккупацию и войну им не удалось пережить.

Мы возвращались через всю страну. На запад шли военные эшелоны, и пропуская их, наш поезд замирал на запасном пути. Пассажиры разбредались по окрестностям и, давая предупредительный гудок, машинист собирал всех. Остановки были самые неожиданные: среди поля, в лесу, на берегу Байкала. Я как бы поневоле практически познавал географию страны.

В школу я пошёл в Новосибирске, потому что семьи военнослужащих по возможности эвакуировали с Дальнего Востока. Опасались вступления Японии в войну, и захвата ею Дальнего Востока. Весь регион Приморья был бы разом отсечён от страны стоило пересечь живительную ниточку железной дороги, проходившую вдоль пограничной реки Амур.

Впрочем, как говорится, хороший удар не пропадает. Боевые действия на территории МНР с дебютом комкора Г. К. Жукова на реке Халхин-Гол оказались стойким иммунитетом для японской военщины, вступившей в мировую войну разгромом американского флота в «жемчужной» гавани Перл-Харбор.

Первая зима войны выдалась очень жестокой. В первом классе в морозы мы сидели в классе в пальто, потому что стёкол в окнах класса не было и была ограниченная возможности исправить всё разом. Лозунг «Всё для фронта» стал очевиден всем.

Учебный табель 1941-42гг. на обёрточной бумаге.

Другой бумаги тогда для школьного табеля не было.

Япония – союзница фашистской Германии так и не решилась напасть на Советский Союз. Через полгода мы вернулись во Владивосток.

Единственным информационным источником тогда было радио. Сообщения информбюро о ходе войны перемежались паузами с песнями Утёсова. В мае 1945-го потоки трассирующих очередей с соседних сопок возвестили об окончании войны.

При всех предварительных оценках дороже всего был собственный опыт. Поражение в конфликте у реки Халхин-Гол удержало Страну восходящего солнца от нападения на СССР на стороне Германии, а неудачи СССР в войне с Финляндией наоборот убедили Гитлера в слабости советских вооружённых сил.