Евгений Плотников - Гипсовый пионер с отбитым горном

– А ты чё, тоже квартиру хочешь строить?

– Да вот, думаю.

Никифор Яковлевич продолжал рассказывать о строительстве своей кооперативной квартиры:

– Созвали собрание, чтоб жребий тянуть, – какой этаж кому достанется. А как же! Все ведь одинаково деньги вносили. Я задержался, опаздывал, значит. Бегу, тороплюсь! Ведь если кто не придет – получит то, что осталось. Я бегу, а про себя все думаю: «Только бы не пятый этаж, только бы не пятый». Дом-то пятиэтажный. И чё ты думаешь? Вытянул первый! Сперва, конечно, расстроился, – Никифор Яковлевич махнул рукой. – А! Щас уже привык. Правда, перед моим окном еще крыша в подвал. А чё сделаешь?

Когда Алёша ушел, Никифор Яковлевич недолго поминал его добрым словом; он икнул за это время всего несколько раз, почувствовав во рту вкус какой-то дряни, а желудок тем временем все настойчивее требовал уединения в помещении за дверью с нарисованной буквой «М».

Город был не готов к наплыву дополнительно привлеченных людей для строительства нового предприятия и работы в нем. Да и сам завод потреблял немало энергоресурсов. Не справлялись коммуникационные системы – они просто не соответствовали. Тонкая нитка водопровода едва ли не еженедельно рвалась. Днем отключали электричество, чтобы обеспечить подачу тока на заводы. Останавливались трамваи. Постоянные перебои с торговлей хлебом. «Хвосты» очередей перед центральным гастрономом, расположенным прямо напротив горкома, разгоняла конная милиция.

Завод напоминал скульптуру новенького гипсового пионера, которого водрузили в населенном пункте с разбитыми улицами и нечинеными деревянными тротуарами, где вечерняя и ночная темень, переполненные трамваи. Пионер с гордо поднятой головой возвещает звуками своего горна о приближении светлого завтра, а народ стоит в очереди и первым делом проклинает Советскую власть и партию.

Важно заметить, что стране необходимо было проводить индустриализацию, да еще и в короткие сроки, иначе просто не выжить; таким образом, все городские силы были сосредоточены на строительстве завода, при этом руководство города (горсовет) совершенно не занималось материально-бытовым состоянием трудящихся Перми.

Не было известки, нечем было травить тараканов, не налажен транспорт, люди попадают под трамваи, нет мыла, дети сидят без обуви и т. п. В городе был один-единственный универмаг, только товары в нем отсутствовали. На всю Пермь одна хорошая проезжая дорога – Коммунистическая, да и то плохо замощенная.

Некоторые цитаты О. Л. Лейбовича, описывающие сложившуюся ситуацию в городе тех лет, возможно и сгущают краски, но какой-то долей истины они, несомненно, обладают. Например, мои предки, перебравшиеся из села в Пермь, опасаясь процедуры раскулачивания (предупредил родственник, состоявший в комитете бедноты), действительно какое-то время проживали в будке путевого обходчика и продолжительное время жили в бараке. Что касается недовольства Советской властью, то ее «мягкую форму» я лично слышал от пожилой соседки по коммунальной квартире в конце 70-х годов, а в 30-х воспоминания о прежней стране были еще свежи и люди, естественно, проводили аналогию.

В данном случае, городские власти можно понять; ну помучаются люди, ну поругают власть, даже если кто-то и пострадает. В конце концов, выдержат, человек вынослив. А вот если сорвать планы партии. Здесь угроза уже для них самих, здесь пострадать может их личная пятая точка, а она, как говорится, «ближе к телу». А так глядишь, еще и «медальку» дадут. Если и не дадут, тоже хорошо – зато не тронут.

Через несколько дней Алёша Полуэктов навестил Никифора Яковлевича, тот не подал никакого вида, они поговорили и, уже собравшись уходить, Алёша спросил:

– Как спирт?

– Во! – Никифор Яковлевич, подняв вверх большой палец левой руки при сжатом кулаке, поднес его к носу Алёши.

Алёша информацию принял и для верности произвел «контрольный выстрел»:

– Еще будешь?

– А чё, есть?

Алёша отрицательно помотал головой, попрощался и побежал по своим делам, которые во время исполнения им трудовой функции совпадали с делами производства. Через несколько дней Никифор Яковлевич ходил по цеху в приподнятом настроении, он был явно доволен собой; купаясь в лучах славы, Никифор Яковлевич рассказывал, как он хоть и пострадал сам, но все-таки создал ажиотаж в туалетных комнатах заводоуправления…

Позволю себе еще одно небольшое отступление, поскольку в жизни города Перми 8 марта 1940 года произошло знаменательное событие – его переименовали в город Молотов по случаю 50-летия главы советского правительства, министра иностранных дел СССР Вячеслава Михайловича Молотова.