Николай Ильинский - Ветвь Долгорукого

И латинянин вновь громко, с сарказмом рассмеялся.

Не захотел отставать от латинянина и грек. Его тоже переполняла радость: во-первых, оттого, что все-таки удалось убежать с Кипра, где, казалось, бандит на бандите сидит и бандитом погоняет, а во-вторых, он наконец-то исполнил мечту – добрался до страны, о которой так много размышлял, ночей не досыпая, все думал, думал, как попасть на Святую землю, не как все авантюристы, жаждавшие легкой наживы в чужих краях, а хотел попасть в страну, где крестоносцы совершали, по его мнению, подвиги, сравнимые с подвигами Геракла. Увидеть еще невиданное, узнать новое, услышать еще неслыханное. Его интересовали и философия, и история, и география, и народы, которые жили далеко за пределами его любимой Эллады. И Пантэрас тоже, но не так театрально, как Десимус, для этого он не обладал даром артиста, однако на свой лад хрипловато, не очень складно запел:

Он хорошо знал свою страну, свой народ, предания, традиции, обычаи. Несмотря на то, что средневековая Европа, позабыв набедренные повязки, гиматии, хитоны и прочее, уже носила штаны, короткие куртки, модные шляпы, он имел на голове старинный пилосом [8] Пилосом – остроконечный колпак ( греч. ). , на ногах были короткие сапожки с отогнутыми, как гребешки у петушков, голенищами. Ну и борода как главное мужское достоинство!

Пока грек и римлянин состязались в излиянии эмоций и пении, Олекса с трудом поднимал своего отца Белояра, которому в лодке стало совсем плохо. Отец уже, будучи на Кипре, почувствовал слабость во всем теле, а в лодке во время сильной качки у него закружилась голова, он лег на днище и уже без помощи сына не мог встать.

– Недюжится мне, Олекса, – прошептал отец, беспомощно повисая на руках сына. – Умру я на чужбине… И рядом с матерью меня не похоронишь, – тихо, жалобно произнес он. – Господи, за что караешь?!

Увидев, что Олекса с трудом удерживает на руках отца, Десимус и Пантэрас бросились к нему на помощь, вынесли Белояра из лодки и уложили на теплом мягком песке, намытом морскими приливами.

– Плохо? – глянул грек на Олексу.

– Да уж и не знаю что делать, – покачал тот головой.

– Кирие элейсон! [9] Господи помилуй! ( греч. ) – отбросив шутки в сторону, испуганно перекрестился Пантэрас.

– Домине, кустади ет серва! [10] Господи, спаси и сохрани ( лат. ). – тоже серьезно, с состраданием глядя на заболевшего Белояра, произнес Десимус, перекрестился, сложив, как принято у латинян, два пальца, и посоветовал: – Надо скорее, немедленно подниматься… туда… наверх. – Он обвел глазами кромку высоко поднимающегося над морем берега. – Там, может быть, есть близко селение… Должно быть! Люди помогут ему… Как его? – кивнул он в сторону больного.

– Белояр, – подсказал Олекса.

– Белольярву, – кивнул Десимус и многозначительно заметил: – У вас, у скифов, трудно произносимые, смешные имена…

– У руссов, а не скифов, – с ноткой обиды в голосе ответил Олекса. – Мы – русские, Десимус!.. Киев! Слышал?

– Киев! О да! – вместо Десимуса закивал головой Пантэрас. – Ваш конязя Вольдемар в нашем Синопе крестился…

– Крестился… И мы все крестились потом. – Олекса подхватил на плечо сильно исхудавшего в далекой нелегкой дороге отца.

– Так захотел наш император – святой Василий, – с достоинством в голосе подсказал Пантэрас.

– Ну… про святость Василия… ты уж лучше молчал бы, Пантэрас, – под тяжестью тела отца прерывистым голосом ответил Олекса. – Тысячи пленных болгар ослепить… ты это считаешь… святостью? Не напрасно же его называют император-болгаробойца!..

– Болгары сами виноваты, – сухо сказал грек и, откашлявшись, добавил: – На Константинополь не иди с мечом! – Немного помолчав, Пантэрас метнул на Олексу косой взгляд и не без ехидства в голосе сказал: – А ваш конязя Вольдемар не погребовал взять в жены сестру Василия… А-а?

– Ага-а! Анна была еще и сестрой Константина… Вот так! Мы кое-что знаем…

– Так ты… Киев? – не совсем дружелюбно покосился на ходу Пантэрас на Олексу.

– Да… нет, – еле переводя дыхание под ношей тела отца и хватая широко открытым ртом воздух, ответил Олекса и стал объяснять: – Я… я и отец… мы из Новгорода-Северского… На Руси такой город есть… Слыхал? Нет! Ну и не надо…