Теперь ему, слава Богу, не двенадцать, а уже полных семнадцать лет! Не мальчик. Меж тем для дяди — всё ещё «любезное дитя».
Ныне, когда навсегда оставлена служба, можно с определённостью признаться, что просвещенческая жилка прорезалась в нём, Алексее Перовском, во многом под влиянием забот, связанных с воспитанием Алёшеньки.
Не его, Перовского, вина, что не сошлись взгляды государя и его собственные на развитие школ и университетов, как, впрочем, далёкой от воззрения Николая Павловича оказалась и пушкинская записка «О народном воспитании».
Собственная оценка философии, а главное, явное нежелание принять участие в расправе над преподавателями сего предмета в Нежинской гимназии высших наук явились началом охлаждения служебного пыла у харьковского попечителя и председателя училищного комитета. Дальше — больше.
После щедрых обещаний перемен Шишков получил от императора рескрипт, который следовало положить в основу реформ в народном просвещении: «Александр Семёнович. Вам известно, что, почитая народное воспитание одним из главнейших оснований благосостояния державы, от Бога мне вручённой, я желаю, чтоб для оного были постановлены правила, вполне соответствующие истинным потребностям и положению государства. Для сего необходимо, чтоб повсюду предметы учения и самые способы преподавания были по возможности соображаемы с будущим предназначением обучающихся, чтоб каждый вместе с здравыми, для всех общими понятиями о вере, законах и нравственности приобретай познания, наиболее для него нужные, могущие служить к улучшению его участи, и, не быв ниже своего состояния, также не стремился через меру возвыситься над тем, в коем по обыкновенному течению дел суждено оставаться... Я нахожу нужным повелеть: чтобы в университеты и другие высшие учебные заведения, а равно в гимназии принимались в классы и допускались к слушанию лекций только люди свободных состояний... чтобы помещичьи крепостные поселяне и дворовые люди могли обучаться в приходских и уездных училищах... чтобы избежать приучания к роду жизни, к образу мыслей и понятиям, не соответствующим их состоянию...»
Тень де Местра возникла уже не в кабинете министра, а в самом Зимнем. Тут и Шишков счёл за благо ретироваться и уступить место генералу от инфантерии Ливену Карлу Андреевичу.
Нельзя переломить свою натуру человеку с совестью, коль цель, ставленная перед ним, — карьерная, исключающая пользу дела.
С давних пор запали в душу мысли, не раз слышанные от великого историографа в его, карамзинском, кругу: «Жить — есть не писать историю, не писать трагедии или комедии, а как можно лучше мыслить, чувствовать и действовать, любить добро, возвышаться душой к его источнику; всё другое есть шелуха... Мало разницы между мелочными и так называемыми важными занятиями; одно внутреннее побуждение и чувство важно. Делайте что и как можете: только любите добро; а что есть добро — спрашивайте у совести. Быть статс-секретарём, министром или автором, учёным: всё одно...»
Не в достижении чина смысл существования — в непрестанном возвышении души. Однако понять эту истину умом легче, чем следовать ею в жизни, ибо постижение сих заветов есть и борьба с собственными обольщениями и ошибками, провалами и заблуждениями. Важен конечный результат, к которому ты придёшь сам. Так сказать, точка в конце. Но тогда кому она нужна?
Тем, кто идёт следом!
Не с пустого места начинает разбег свой любой, даже гениальный ум, любое чувствующее сердце. Именно — с точки, являющейся итогом предшественника. Значит, прав он был тогда у Гёте, когда решил: жить, жертвуя собою для других. Не по такому же закону создана сама природа: на почве, где когда-то вздымались леса, шумят злаки?..
В Петербурге теперь, весной 1835 года, Алексея Перовского держали дела, связанные с выпуском романа отдельной книгой. Как ни были заняты друзья, они вызвались наново прочитать весь текст до посылки его в типографию, и он, автор, отправлял каждому по главам, как только они выходили из-под пера переписчиков или его собственного.
Пушкину в те дни он писал: «Вот тебе, моя прелесть, две главы «Монастырки», которые прошу всепокорнейше рассмотреть поскорее, потому что мне бы желалось, буде можно, завтра отвезть их в типографию. Продолжение последует в скором времени: одна глава у Вяземского, две переписываются, а последняя сочиняется. Вот и всё! Посылаю и напечатанное начало 2-й части, чтоб мог ты видеть связь. Прощай до свиданья: нежно целую тебя в мыслях. А. Перовский».
Читать дальше