Юрий Когинов - Отшельник Красного Рога. А.К. Толстой

разносился над поляной его звонкий, упоенный голос, когда он скакал кругами с хохочущим Адлербергом Сашей у себя на спине.

Но — стоп! Прямо перед «конём» — рослая фигура императора, вышедшего на полянку из-за подстриженной куртины.

— Никак, ты декламируешь Пушкина, Алёша? — подошёл ближе государь.

— Так точно, стихи Пушкина, ваше величество. Из новой его поэмы «Полтава». Я ведь тоже казак!

— Вижу, — улыбнулся император, — и притом казак-богатырь.

— Спасибо, ваше величество, за комплимент, но я могу свою силу и доказать. Если вам будет угодно, я готов с вами побороться, — неожиданно произнёс Алеханчик.

— Со мной? — искренне удивился Николай Павлович. — Но ты забываешь, милый, что я взрослый и гораздо сильнее и выше тебя. Впрочем, если ты настаиваешь, я готов. Однако чтобы поединок был честным, бороться я всё же буду одной рукой.

Государь снял мундир, кинул его на руки неведомо откуда появившемуся камердинеру и принял позицию.

Алёша, раскинув руки, бросился на соперника.

— Ого! — воскликнул император. — Да ты и впрямь Геркулес — налетел на меня, точно ядро из жерла пушки. Если бы я замешкался, мог бы меня свалить. А ну давай сойдёмся теперь в кулачном бою.

— А я могу вас бить больно, взаправду?

— Конечно, нисколько не стесняясь, — весело ответил Николай Павлович и, увидев уже стоявших рядом Жуковского и Перовского, обратился к ним: — Попрошу вас быть нашими рефери. Итак, начинаем!

Алёша раскраснелся и совершенно взмок, но и император порозовел и несколько раз вытер со лба капельки пота, защищаясь от ударов Алёши. Затем государь поднял руку, давая знак, что поединок окончен, и, обняв Алеханчика, поцеловал его в лоб:

— Молодец! А теперь отдохни — я вызываю на поединок остальных. Великий князь, Саша, а ну наступай!..

По дороге ко дворцу, отправив детей вперёд, император попридержал Перовского с Жуковским:

— Говорят, ты, Алексей Алексеевич, сочинил прелюбопытную сказку для своего племянника и моего сына. После чая приду, послушаю сам. Но тут вот какой к тебе разговор... Ты давно не бывал в Нежине, в гимназии князя Безбородко? Князь Ливен мне намедни докладывал: там нелады. Что-то опять с этой самой, уже изрядно мне опостылевшей философией.

— Ничего из ряда вон выходящего, осмелюсь уверить ваше величество, — ответил Перовский. — Предмет сей читают там профессора весьма серьёзные и образованные. Кстати, преподаётся курс по учебникам, кои опробированы в лекциях, читанных в Царскосельском лицее.

— Ну, ты известный либерал, как и мой Жуковский, — остановил его император. — Я знаю, кто автор царскосельских лекций — Куницын [38] Куницын Александр Петрович (1783 —1840) — адъюнкт-профессор в Царскосельском лицее (1811 — 1820), автор книги «Право естественное». Куницын — единственный из учителей, о котором Пушкин вспоминал с благодарностью в своих произведениях и, по воспоминаниям П. А. Плетнёва, всегда восхищался его лекциями и «лично к нему до смерти своей сохранил неизменное уважение». , который за неимением учебной книги на русском языке, изволил составить философский свой курс, пользуясь сочинениями так называемых западных просветителей — известных тебе Вольтера и Жан-Жака Руссо. Правда, ты, помнится, в своей записке на моё имя утверждал, что несчастья произрастают не из дисциплин учебных, а лишь по недомыслию и преднамеренности людей.

— Совершенно верно изволили меня понять, ваше величество, — в полупоклоне склонил голову Перовский.

— А коли я тебя, говоришь, правильно понял, вели разузнать, кто сии люди, расплодившие яд вольнодумства в гимназии высших наук. На философию я поднимать руку не намерен — тут я с тобою могу согласиться. Но с теми, кто из сего предмета стремится сделать рассадник революционной французской заразы, разговор у меня будет короток: тех профессоров, кои нерусские, выслать за границу, русских же выслать на места родины, отдав под присмотр полиции...

На столе у дяди Алёши лежала толстенная, в кожаном переплёте книга, которую он раскрыл и придвинул поближе к Алеханчику.

Под тонкой и трепетной папиросной прокладкой открылась большая, во весь лист, гравюра, изображавшая огромную, раскинувшуюся на горизонте гору, из которой мощно струился дым.

— Бьюсь об заклад, что это Везувий! — воскликнул Алёшенька. — Я не ошибся?