Юрий Когинов - Отшельник Красного Рога. А.К. Толстой

— О Боже! Ты подал в отставку с поста попечителя? — подошла Анна.

— И с должности председателя училищного комитета, — прибавил, почему-то улыбаясь, дядя Алёша.

— Но как же ты... как же мы все втроём сможем существовать? — всполошилась сестра.

— Видишь ли, — сказал дядя и посмотрел в сторону Алёши. — Каждый человек имеет потребности необходимые, которые следует удовлетворять в первую очередь, и те, которые совсем не следует поощрять, ибо они ему вредны. А на полезные заботы у нас средств хватит. Что же до моего отказа от службы, то и он означает, что я отказываюсь не просто от лишних, ненужных денег, но и от ненужных хлопот и забот.

Сестра вскинула свою изящную, чуть полноватую руку и смешно повертела пальцами у виска:

— Ну, знаем мы твои сумасбродные причуды!

Как тут можно было брату не рассмеяться! Уж кто бы мог такие слова произнести, только не Аннет. Но возражать не стал — знал, как можно наверняка уйти от обвинений сестры:

— В Италию мы поедем в самом начале марта — здесь, в России, ещё будет зима, а там разгар весны. Так что следует продумать, что взять с собой из одежды...

Конец фразы брата потонул в громких восклицаниях:

— Ах, Алексис, не беспокойся. Я тотчас же еду к придворному модельеру. Ты знаешь, я ему заказала точно такой же бальный наряд, как и сама императрица. Я обязательно появлюсь в нём на новогоднем бале, когда Александра Фёдоровна там будет с императором. Пусть все видят, чего стою я, статс-дама! А к Италии я закажу такие туалеты, что вся Европа будет у моих ног! Ну, дорогие мои, я спешу к модельеру... Какие хлопоты ты, Алексис, обрушил на мою голову...

Эх, вот кому бы волшебное зёрнышко с заветным желанием: всё, что захочу, — моё!.. — ухмыльнулся дядя Алексей про себя. Но для того он и написал свою повесть-сказку, чтобы люди с малолетства строго подходили к своим хотениям и учились видеть в жизни не одни лишь безграничные удовольствия, но и обязанности перед другими. Не просто будет научить этому умению Алёшеньку, ибо лучший учитель, как известно, жизнь. Хуже, если станет меж жизнью и Алёшей Аннет: не всегда любовь, даже безграничная и самоотверженная, как у неё к сыну, может быть благом...

Впрочем, что за чушь лезет в вашу голову, господин сочинитель? Какое право у вас, создателя вымышленных людских душ, влезать в души живые? Или вы, как и великий Гёте, полагаете, что стоит вам захотеть, и вы измените судьбы тех, о ком печётесь? Дудки, господин действительный статский советник! Может быть, достань у вас терпения, вы в будущем смогли бы подняться ещё на одну очередную ступеньку в табели о рангах и стать, как и великий немецкий поэт и премьер-министр, господином тайным советником. Только от сего вашего возвышения не воспоследовало бы никаких изменений в той сфере, которой вы взялись руководить. Истинно так, несостоявшийся ни товарищ министра, ни в будущем министр! Будь всё иначе, вам бы не стоило покидать свою службу.

Конечно, можно сказать, что всему виною тот, кто вначале сулил златые, так сказать, горы, а вышел пшик, и что, дескать, ваше учёное сердце не нашло в себе решимости подстроиться к казарменной прямолинейности во взглядах на науку и обучение юношества. Но разве не вы ли совсем недавно полагали, что не от кого-то, даже самого могущественного, стоящего наверху, а от каждого на своём — большом ли, малом — посту зависит судьба улучшений? Вон братья, Василий и Лев, впряглись в заботы государства без рассуждений. Василий — даже не щадя крови...

А может, как раз твоё поле брани и чести — вот за этим столом в тиши кабинета, за рукописью — листок за листком?

Но почему же тогда и великие гении Гёте и Пушкин не ведают своего края? Что же муза не укажет им их единственный, предуказанный Богом, путь в сей многотрудной жизни?

Тайна сия — проста есть. Помнишь рамочку с грамотой, писанную острой готической вязью? Чтобы жить и творить, Гёте был вынужден продать свою свободу. Ты же по сравнению с ним, особенно сейчас, — сам себе голова. Так спеши же, и в самом деле, пока у тебя есть средства, подарить тому, кого ты числишь в наследниках своего духа, своих свершённых и несбывшихся стремлений, все богатства мира, которые он возьмёт с собою в путь. Кто знает, может, поездка в страну Везувия станет для него той вершиной, с которой ему откроется подлинная красота, выше которой ничего нет и не может быть в целом мире.

Как ни подготавливаешь себя к встрече с неведомым, действительность тем не менее превосходит твои представления. И дело не только в том, что Италия оказалась во много раз ярче, восхитительнее, роскошнее, чем мог себе представить Алёша по книгам, но, кроме всего прочего, в некотором смысле предстала вовсе не такой, как думалось.