Юрий Когинов - Отшельник Красного Рога. А.К. Толстой

Вся площадь у Большого театра была уставлена экипажами. Блестевшие чёрным лаком кареты, украшенные всевозможными родовыми гербами и запряжённые четвёркой или шестерней, вместительные рыдваны с двумя клячами, а то лёгкие, изящные сани скрипели полозьями, грохотали колёсами среди сугробов плохо разметённого снега.

А какое великолепие окружило обоих Алексеев, едва они ступили в обширный вестибюль, сверкавший огромными хрустальными люстрами, с роскошными красными занавесями на окнах, заполненный всё прибывающей и прибывающей публикой! Вот пропорхнула стайка девиц в белых тарлатановых платьях, с веточками небольших синих цветов в слегка приподнятых волосах, следом за ними важно прошествовала дама в шёлковом платье-шине старого покроя и, раскланиваясь налево и направо, просеменил знакомый пожилой князь — завитой, в белом модном галстуке и в чёрном полинялом фраке с владимирскою лентою в петлице.

Наконец раздались звуки штраусовского вальса и замелькали, закружились пары — кавалеры и дамы в масках, как и подобает на новогоднем бале.

В глубине зала, в окружении свиты генералов и высших офицеров, а также кое-кого из статских, высилась красивая и представительная фигура великого князя Александра Николаевича. И хотя его лицо скрывала маска, вряд ли нашёлся бы кто-либо из присутствующих, кто не узнал бы наследника престола. Толстой тут же направился к нему, и стоявшие вокруг расступились, уступая ему место рядом с императорским высочеством.

Четверть века назад — в детских играх и шалостях, в совместных прогулках и поездках, в обмене сердечными отроческими тайнами — зародилась дружба сына царствующего императора с узким, но тесным кругом товарищей и, всё время укрепляясь, продолжалась до сих пор. Алёша Толстой, Саша Адлерберг, Саша Паткуль и ещё несколько близких лиц — всё это теперь составляло постоянное окружение великого князя, с которым он редко расставался.

Однако все эти люди давно уже были не мальчики — почти каждому исполнилось по тридцать три года, большинство, как и сам Александр Николаевич, стали отцами семейств. Многие состояли на государственной службе, лучше сказать, значились на немалых государственных должностях. Кружок же их, образовавшийся так много времени назад, составлял теперь своеобразный двор наследника престола, и двор этот обязан был, по негласному правилу, сопровождать его на разных приёмах и балах, на выездах в театры и, если случалось, в поездках по стране и за границу.

Обязанности составлявших негласный двор были, конечно, условные — каждый преимущественно участвовал в тех предприятиях, которые ему самому были, так сказать, по душе. Поэтому, когда составлялась чисто мужская компания для того, чтобы по-холостяцки попировать, лучшего организатора, чем добряк и рубаха-парень Паткуль, было не сыскать. И сутки, и другие он способен был насыщать своё огромное тело всевозможными горячительными напитками, составляя тем самым отменное кумпанство своему августейшему тёзке.

Для более интимных дел подходил другой Александр — Адлерберг, сын бывшего адъютанта Николая Павловича, а ныне министра двора его императорского величества. Мама его была начальницей Смольнинского института благородных девиц. Последнее обстоятельство играло особую роль — мадам Адлерберг когда-то с готовностью предоставляла императору все условия для тайных свиданий со своими воспитанницами. Ныне же это право широко предоставлялось Адлербергу-младшему и его другу — великому князю.

И у Толстого имелась своя роль, в исполнении которой не было ему равных. Сия обязанность — участие во всех видах охоты, особливо же в медвежьей. Тут два богатыря — он и великий князь — способны были идти с рогатиной на дикого зверя и валить его с ног, как бы тот ни был разъярён и могуч, вызывая после каждой победы восхищение и восторг всех приближённых ко двору.

Нетрудно сделать разницу между преданным завсегдатаем пиршественного стола и тем, кто плечом к плечу стоит с тобой в смертельной схватке со зверем, от чьей ловкости, отваги, находчивости и подлинного благородства подчас может зависеть и твоя собственная жизнь. А если этот человек исполнен благородства во всей своей жизни, если он предан не из-за выгоды, если правдив и лишён всякого намёка на искательство, органически не способен на малейшую интригу, такому человеку нельзя не отвести в своём сердце поистине первого места. Ну а прибавить сюда дружеские отношения к Алёше жены Александра Николаевича, великой княгини Марии Александровны, для которой истинным праздником было, когда Толстой приходил к ней, чтобы прочесть свои новые стихи, поговорить о поэзии, которой они оба были преданны, — тесные дружеские связи будут, вероятно, достаточно объяснены.