Э. Кэнтон - Аврелия – патрицианка Рима

– Но, господин, – робко заметил привратник, – у тебя есть причины позаботиться обо мне, бедняге, о котором больше никто не думает в целом свете. Признаться, мне не по себе: в доме божественной Аврелии, после того как ты приходил сюда в последний раз, произошло нечто ужасное.

– Вот как? Что же именно?

– Вообще-то госпожа Аврелия не жестока к рабам и крайне редко нас наказывает. Она хорошо относилась к Дориде, одной из своих прислужниц… Но разве ты знал ее, господин? – удивленно спросил Палестрион, прерывая свою речь, ибо он заметил, что при этом имени его собеседник непроизвольно вздрогнул.

– Почему ты интересуешься? – вопросом на вопрос ответил господин в пурпурной тоге, поспешно стирая с лица изумление, насторожившее раба. – Продолжай…

– Так вот, эту Дориду, которая одевала и причесывала божественную Аврелию, по приказу госпожи раздели донага, подвесили за волосы посреди атриума и в присутствии всех домочадцев и рабов стали сечь розгами с такой жестокостью, что бедняжка в жутких мучениях испустила дух прямо на наших глазах.

– За что же ее подвергли истязанию? – пожал плечами незнакомец с таким деланным безучастием, что подозрения Палестриона рассеялись.

– О, госпожа Аврелия сильно огорчилась смертью рабыни – заменить ее пока некем. По слухам, наша повелительница даже плакала, но сегодня утром нам объявили, что божественная Аврелия поступит точно так же с каждым, кто, как Дорида, выболтает домашние тайны Марку Регулу. Что с тобой, господин?

Немало усилий потребовалось человеку в тоге, чтобы не выдать своего потрясения. Однако он взял себя в руки и сдержанно произнес:

– Со мной все в порядке. Мне жаль Дориду, поэтому я и вздыхаю. А этот Марк Регул, наверное, ужасный тип?

– Не то слово: говорят, он – величайший злодей, какой только есть в Риме, и я подумал, что участь Дориды постигла бы и меня, если бы… по несчастью… тот, кто приходит расспрашивать меня, оказался…

– Ты намекаешь на меня? Спасибо, Палестрион, за сравнение, которого ты меня удостоил. Но благодаря богам мои вопросы не заключают в себе ничего такого, что может повредить тебе и заставить тебя бояться наказания.

– Это правда, господин. Ты, надеюсь, простишь бедному рабу, который дрожит от страха и не хочет тебя обидеть. Так ты не Марк Регул, нет? Впрочем, я не уверен, смогу ли ответить на твои вопросы.

– Да ты что, Палестрион! Откуда такая мнительность? Мои вопросы совершенно безвредны, ведь я с благоговением отношусь к твоей божественной госпоже. А скажи-ка мне, Корнелия, Vestalis Maxima [3] Vestalis Maxima – великая весталка (лат.). , чувствует себя лучше? Она в состоянии вновь возложить на себя свои обязанности?

– Нет, господин, она хворает. Божественная Аврелия, несмотря на все свои заботы, не смогла добиться того, чтобы Корнелия забыла позорное наказание, которому ее подверг главный жрец Гельвеций Агриппа, и мысль об этом унижении, говорят, замедляет ее выздоровление.

– А твоя божественная госпожа принимает у себя в доме Метелла Целера?

Этот вопрос, заданный прямо в лоб, показался Палестриону опасным, и он промолчал. На его лицо легла тень подозрительности, которую незнакомец сразу заметил и поспешил развеять, равнодушно прибавив:

– Я вовсе не то хотел спросить. Меня интересует не Метелл Целер, а Флавий Клемент и обе Флавии Домициллы. Мне сказали, что твоя госпожа перестала видеться с ними. Неужели? Ведь они близкие родственницы…

– На то есть причины.

– Важные?

– Болтают, что Флавий Клемент и обе Флавии… ну… как бы это выразиться? В общем, они заодно с евреями у Капенских ворот.

– То есть они христиане?

– Вот-вот. Они, вроде бы, желали, чтобы и госпожа Аврелия, племянница Флавия Клемента, стала христианкой, но она отказалась и добавила, что вынуждена прекратить поддерживать с ними отношения.

В этот момент в атриуме раздался испанский напев, занесенный в Рим благодаря поэту Марциалу. Чей-то молодой и чистый голос распевал незатейливый мотивчик. При этих звуках незнакомец забеспокоился и заторопился уходить.

– Прощай, – кивнул он Палестриону. – Если богам будет угодно, еще свидимся.

Но он не успел скрыться: молодой человек, внезапно вышедший из дома Аврелии, заметил в пятнадцати шагах от себя неизвестного субъекта. К тому же незнакомец в пурпурной тоге сам обернулся, чтобы хоть бегло рассмотреть гостя Аврелии, прервавшего его разговор с рабом.

– Клянусь Геркулесом! – воскликнул юноша. – Это же мерзавец Регул собственной персоной! Зачем он притащился в наш квартал? Слушай-ка, Палестрион, а ты, часом, не знаешься с Регулом? – нахмурил брови молодой человек, оборачиваясь к привратнику, который побледнел как полотно и затрясся всем телом.