Э. Кэнтон - Аврелия – патрицианка Рима

Но человек в пурпурной тоге, казалось, не чувствовал утомления, и ничто не могло его остановить. Его воодушевляла и поддерживала жажда кипучей деятельности, поэтому, не обращая внимания на полуденный зной, он быстро пересек Форум, свернул в конце площади к Ратуменновым воротам и, пройдя через них, направился по широкой улице к цирку Фламиния. Справа показалось одно из самых древних архитектурных сооружений города, возведенное, наверное, еще лет четыреста назад, – Villa Publica, или Народный дом, куда римляне допускали даже посланцев «варваров», то есть племен, не входивших в число их союзников. Этот обычай не касался представителей дружественных народов, считавшихся цивилизованными, – их римляне с подобающей пышностью принимали не в общественном Villa Publica, а в помпезном Грекостазисе – фешенебельном квартале в центре Форума.

Народный дом был окружен многочисленными портиками, проходами и галереями. В устроенных между ними тавернах и харчевнях теснился всякий торговый люд, в том числе продавцы рабов и лошадей.

Незнакомец настойчиво постучал в деревянную дверь одной из таверн, наглухо закрытую по причине жары и полного отсутствия посетителей. Появился человек высокого роста, одетый в тогу невероятно пестрой и яркой расцветки наподобие балахонов ярмарочных фокусников и фигляров. При беглом взгляде на свирепое лицо этого субъекта и его грубые манеры можно было заподозрить в нем заправского злодея, не привыкшего уважать законы.

Стоя на пороге, неприятный тип, плохо соображавший со сна и раздосадованный тем, что его послеобеденный отдых так грубо прервали, протер глаза и сладко зевнул, но тут же закрыл рот, встрепенулся и встал по струнке, когда увидел, кто к нему пришел.

– Не пугайся, Парменон, это я, – первым заговорил человек в тоге, окидывая собеседника высокомерным взглядом. – Цецилия в наших руках. Суд уже принял решение в твою пользу, так что можешь повесить ей на шею табличку о продаже.

– Все будет исполнено по твоему приказанию, господин.

– Вот и отлично. Только мне нужно, даже необходимо, чтобы Цецилию продали завтра же. Кроме того, ты должен подтвердить, что она лишается не только свободы, но и права со временем стать вольноотпущенной. У меня есть веские причины для того, чтобы эта статья договора была выполнена в точности. Ах да, совсем забыл! Цена определена в сто тысяч сестерциев без одного стипса [2] Стипс – 1 / 12 часть асса или фунта меди. . Ты помнишь наш уговор? Две трети – мне.

– Не беспокойся, господин: все, о чем условились, выполню в точности, – поспешил заверить Парменон, которого слова вельможи в пурпурной тоге, похоже, навели на какие-то неприятные воспоминания.

Этого обещания оказалось достаточно, чтобы важный господин, спешно покинув плебейский квартал, двинулся обратно к Ратуменновым воротам. Он пересек Форум, миновал храм Виктории, взошел на Палатин и направился к роскошному особняку, когда-то выстроенному по приказу народного трибуна Марка Ливия Друза. Впоследствии дом принадлежал сначала Крассу, а потом Цицерону. Поговаривали, будто архитектор предложил Друзу выстроить жилище таким образом, чтобы за его стены не проникал ни один любопытный взгляд, но Марк Ливий ответил:

– Я, наоборот, хотел бы для себя жилище из стекла, чтобы каждый видел все, что там происходит.

Теперь человек в пурпурной тоге, имени которого мы еще не знаем, имел возможность проверить, учел ли зодчий пожелания хозяина дома.

Окинув (в качестве меры предосторожности) взором пространство справа и слева, впереди и позади себя и найдя обстановку благоприятной, незнакомец в полной тишине быстро пересек круглую площадку перед домом, приблизился к парадной двери, робко позвонил и обратился к рабу-привратнику, отворившему ее:

– Привет Палестриону, будущему либерту божественной Аврелии!

– Увы, господин, – ответил тот, кланяясь в пояс, – да услышит тебя Юпитер! Уже не в первый раз ты произносишь эти слова надежды, но я как-то не замечаю, чтобы мои цепи ослабевали и их звенья разбивались.

Словно в доказательство несчастный указал посетителю на свои ноги, скованные двойным железным обручем, прикрепленным к длинной цепи, концы которой были вмурованы в стену.

– Напрасно ты мне не веришь, Палестрион, – возразил незнакомец, – каждый раз, как ты меня видишь, я разбиваю одно из звеньев, которые ты мне показываешь. Я даю тебе золото – средство купить себе свободу. Я пока еще не забыл, что обязан принять участие в судьбе несчастного Палестриона. Вот возьми-ка, они твои… – шепнул он на ухо рабу и положил на его ладонь две золотые монеты, которые тот с удивительным проворством спрятал в складках своей туники.